…Еще одно раннее утро. Свежо, даже прохладно. Гаухар стоит, облокотясь о перила балкона. Вода там, внизу, черная-черная, иногда слышен как бы нечаянный ее всплеск. Громадное тело лайнера еле ощутимо сотрясается от вздохов чудовищно сильных двигателей, спрятанных где-то в его утробе. Мощный гудок заставил Гаухар вздрогнуть. Ничего особенного. Теплоход приветствует встречного своего собрата. Тот столь же зычно отвечает. Речные властелины разминулись, мигая друг другу бортовыми огнями — зеленым и красным. Л Миляуша и Вильдан еще не появились на палубе. Ну и пусть. Они встают позже. Они, конечно, тоже восхищаются речными красотами, но как-то с ленцой. Это ведь их, свадебное путешествие. Они, кажется, довольны тем, что Гаухар порой проводит время в уединении. Это совсем не значит, что у них не бывает оживленных бесед втроем. Но Гаухар одно заметила — за всю дорогу Миляуша словно и не вспомнила о своих «технариках», а ведь раньше покоя никому не давала. Теперь все ее заботы и внимание уделены Вильдану.
Впрочем, надо отдать ей справедливость — перед отъездом она все же позаботилась о них. Дело в том, что родители обоих учеников надумали было перевести их в другую школу: дескать, здесь их начали попрекать односторонним увлечением техникой, но как же им не увлекаться, коль отцы у обоих мальчиков инженеры… Миляуша энергично восстала против перевода. Доказала родителям, что в другой школе ребята не сразу освоятся, да и к ним не за один день присмотрятся, тогда как у них следующий год будет выпускным, очень неразумно так осложнять учебу.
А вот и Миляуша с Вильданом вышли на балкон, удобно расположились на плетеном диванчике.
— Ты довольна нашим путешествием? — Миляуша, по-видимому, загодя приготовила вопрос.
— Очень довольна! — с чувством сказала Гаухар. — Я будто выросла на целую голову. Спасибо, что уговорили поехать.
— Ты как-то сторонишься нас, норовишь одна остаться.
Гаухар чуть улыбнулась. «Хитрушка ты, Миляуша! Уж если кто сторонится, так это вы с Вильданом. Да ведь я не обижаюсь». А вслух сказала:
— Волга располагает к раздумьям, иногда хочется побыть одной.
— Значит, ты в самом деле не обижаешься на нас?
— С чего ты взяла, Миляуша? Право, не на что мне обижаться!
— Вот и замечательно! Ух, как начинает жарить солнце! Пока вернемся в Зеленый Берег, превратимся в африканцев.
Белый теплоход уверенно разрезал воду, оставляя позади крутую волну. Волга несла свои потоки в понизовье, к синему Каспию, дно которого открывало людям неисчислимые нефтяные богатства.
С приближением к Астрахани все явственнее ощущалось дыхание юго-востока. Утром и вечером на палубе от быстрого движения громадного судна веет ветерок, а днем нещадно печет солнце. В каютах духота, перегретые за день стенки остывают только к рассвету. Это наиболее благодатные часы сна. Большинству пассажиров уже надоело загорать на солнце, теперь люди ищут тень и прохладу.
В Астрахань прибыли в полдень. Пока теплоход швартовался у пристани, пассажиры теснились на палубе. Те, кому раньше доводилось бывать здесь, рассказывают о достопримечательностях и особенностях города. Откуда-то взялся гармонист, он из казанских татар. Миляуша первая затянула песню и с каким-то особенным значением поглядывала на притихшую Гаухар, вскидывала брови, играла глазами. Песню подхватили другие пассажиры — те, что помоложе: