И вот что еще… Допустим, нет ничего особенного в том, что Гаухар поехала в город Юности вместе с Агзамом, она ведь собиралась поехать и без него. А вот как она решилась зайти к родным Агзама? Могла ли она сделать это до своей поездки по Волге? Нет, не могла!
Спрашивается, мыслимо ли после всего этого держать Агзама на расстоянии от себя, не объясняться с ним, не давать никаких обещаний? Не покажется ли ему оскорбительным такое пренебрежение? Да и сама Гаухар, не слишком ли многим она обязалась перед Агзамом Ибрагимовым?..
И все же… все же нельзя сказать, что это были очень острые раздумья, требующие от нее немедленного решения. Иногда Гаухар, словно стараясь отрезвить себя, думает: «До встречи с. Джагфаром для меня парни будто и не существовали на свете». А вот при встречах с Джагфаром какой-то вихрь подхватывал ее. И первые пять-шесть лет жизни с ним были прожиты легко, радостно. Вероятно, были и трудные деньки, — ведь как-никак более двух тысяч дней!.. И что же выяснилось все-таки? Жалкое, подловатое существо!.. Теперь это не так уж сильно удручает Гаухар. Она только вздрагивает при мысли о том, что такой дурной сон при неосмотрительности женщины может повториться дважды. И не приведи бог еще раз убедиться, что разбиваются вдребезги лучшие мечты, — не хватит сил пережить это. Пожалуй, самое лучшее — предоставить времени до конца сделать свое дело. И когда все будет проверено, все выяснено, тогда что ж… Короче говоря, настанет час — и Гаухар примет окончательное решение.
Но в ожидании этого часа надо подробно выяснить одно очень важное обстоятельство. Да, она окончательно разошлась с бывшим своим мужем; с тех пор прошло уже больше года, Джагфар женился на другой… Почему же Гаухар, хоть и не так часто, все же вспоминает о нем? Как понять это, чем объяснить? И вообще — объяснимо ли это? Может быть, уязвленное самолюбие все еще не дает ей покоя? Или злость против соперницы, завладевшей всеми благами жизни, которыми раньше по праву пользовалась Гаухар, так как принимала участие в их приобретении?.. Нет, не в том дело! Не нуждается Гаухар в богатстве, хватит ей и того, что сама зарабатывает. Теперь уже не щемит у нее сердце при воспоминании об утерянной городской квартире с удобствами, о даче, об автомобиле «Москвич». Разумеется, она не отказалась бы от этих благ и сейчас. Но ведь не на них держалось ее былое счастье, теперь-то она хорошо понимает это.
Так неужели в сердце Гаухар до сих пор удержалась какая-то доля прежней любви к Джагфару?! Нет, нет! — все возмущается в ней. Просто пришло время, когда она должна признать собственную крупную ошибку: в разрыве с Джагфаром глупо винить Фаягуль и ее коварного родственника Исрафила Дидарова, оба они всего лишь свидетели того, что произошло с Гаухар. Вся причина в самом Джагфаре. Он нравственно переродился, погряз в обывательщине. Ну, а где была Гаухар, какова ее роль?.. Надо со всей прямотой сказать: она далеко не все сделала, чтобы предостеречь Джагфара от падения, не помогла ему выбраться из болота, когда он начал увязать. Сейчас дело прошлое, сломанного не склеишь. Но ведь тогда-то она оставила в яме самого близкого ей человека. А когда спохватилась, было уже поздно. Этому невозможно найти оправдания.
И не чувство любви заставляет ее вспоминать о Джагфаре, а потревоженная совесть и сознание неисполненного долга. Вот это и надо запомнить на всю жизнь.
А в общем-то Гаухар сердится на себя. Что сказали бы близкие люди, если б могли знать о навязчивых ее мыслях, о том, как дотошно она копается в себе? Вдруг они обратились бы к ней с такими словами: «Вся твоя душевная сумятица не происходит ли оттого, что два человека стоят у тебя перед глазами — ты сравниваешь, сопоставляешь их? Эти два человека — Агзам и Джагфар». Подумав так, Гаухар вспыхивает, словно ее уличили в неблаговидной расчетливости. Но сейчас же она негодующе подавляет в себе это неприятное чувство: «Кто имеет право вмешиваться в мои личные мысли и чувства? Я сама судья себе!»
Между тем жизнь идет своим чередом. Повседневные дела и заботы не дают ей слишком глубоко погружаться в сердечные переживания.
Десятого августа — Гаухар хорошо запомнила этот день — она получила два письма. Одно — из педагогического института, ее приглашали явиться лично, чтобы во всех подробностях обсудить вопрос о дальнейшем ее заочном обучении, поскольку она выбыла из Казани и переменила место работы. Второе — от Галимджана-абы. Это было теплое, сердечное письмо. Он сожалел, что не удалось повидаться в июле, благодарил за оставленные у соседей гостинцы. Приглашал: «В ближайший же приезд в Казань непременно заходи к нам, досыта наговоримся обо всем».