Гаухар вдруг вспомнила случай с Акназаром. Сколько волнений и тревог пережила она, не считая уже хлопот. Похоже ли это хоть в какой-то мере на подвиг — не ей судить, а вот героизм Акназара, проявленный при спасении утопающего мальчика, бесспорен! Она подумала: «Об этом случае и рассказать бы корреспонденту. — Но тут же вспомнила;— Корреспондент был еще до отъезда Акназара в пионерлагерь». Она едва удержалась, чтобы не рассмеяться, только улыбнулась про себя.
Тишину нарушила Миляуша. Она, как всегда, не вошла, а вбежала. Громко поздоровалась со всеми. Заглянула в окно, воскликнула:
— Смотрите, опять снег пошел! Так и сыплет, хлопья кружатся, словно белые бабочки!
Она подсела к Гаухар на диван, стоявший несколько отдаленно. В бурном оживлении Миляуши все же не трудно было угадать тревогу, озабоченность.
— У тебя что-нибудь случилось? — вполголоса спросила Гаухар. — Может, с Вильданом поссорилась?
— Ого, попробовал бы он ссориться! — вызывающе ответила Миляуша. Но сейчас же переменила тон — Ах, Гаухар, ничего не скроешь от тебя…
Оказывается, все те же двое «технариков» не давали Миляуше покоя. Когда-то она сама потакала их пристрастию к технике, не предполагая, как далеко зайдет это одностороннее увлечение.
Весной, когда Миляуша шумно восстала против позорного отставания «технариков» по истории и литературе, задиристые ребята струсили. Они притихли и двоек больше не получали. Казалось бы, и в новом учебном году дело у них пойдет нормально — ведь ребята-то способные. Однако, благополучно перейдя в десятый класс, «технарики» решили, что теперь-то уж они «выиграли битву»: годовую троечку им кое-как «натянули», — значит, аттестат обеспечен. На днях Галина Алексеевна, преподавательница языка и литературы, с огорчением сообщила Миляуше, что опять вынуждена была влепить «будущим инженерам» по двойке. Они заявили Галине Алексеевне, что «Война и мир» и «Песня о Буревестнике» им не нужны, они, видите ли, не собираются быть писателями. Позиция преподавателя физики, как и в прошлом году, была более чем странной. Он сказал Галине Алексеевне: «Зря вы сажаете ребят на раскаленную сковородку. Они с нее постараются спрыгнуть поскорее. И совершенно естественно. Жалко вам, что ли, очередной троечки для них?»
— Мы здорово сцепились с физиком, — продолжала Миляуша. — Не знаю, чем это кончится. Меня возмущает его поведение. Вместо того, чтобы поддержать других преподавателей, он вносит раскол, дурно влияет на ребят… Вот пришла посоветоваться с директором. Ты поддержишь меня?
— Безусловно, — сказала Гаухар. Помолчав, добавила не совсем уверенно — Пожалуй, только не сегодня.
— Почему?
В эту минуту открылась дверь, в кабинет вошла Бибинур. Оглядела присутствующих, спросила:
— Все ко мне?
Ей ответили утвердительно.
— Видишь, сколько желающих, — шепнула Гаухар подруге. — Вряд ли успеешь поговорить о своем деле.
— Ты, пожалуй, права, — согласилась Миляуша. — Отложим до другого раза. Тогда не будем мешать, пойдем…
— К сожалению, не могу. Меня зачем-то вызвали Бибинур-апа. Придется подождать, Миляуша понимающе кивнула, на цыпочках вышла из кабинета.
Тем временем Бибинур со свойственной ей распорядительностью уже отпустила половину преподавателей. Против ожидания Гаухар, ненадолго задержались и остальные.
— Извини, — обратилась директор к Гаухар, — хоть я и сама позвала тебя, а пришлось ждать. Что поделать, — вздохнула она, — не хозяйка я себе. — Голос у нее усталый, да и лицо как-то осунулось. — Как живешь, Гаухар? Все ли в порядке?
— Не могу пожаловаться… У вас у самой-то как?
— Неважные дела у меня дома, неважные, — глухо проговорила Бибинур.
— Да что случилось-то, можно узнать? — За какой-нибудь час Гаухар второй раз спрашивает об одном в том же: сперва у Миляуши, теперь вот у директора, — бывают же такие несчастливые совпадения.
— У меня Гаухар, нет секретов от тебя… В общем то пока ничего страшного. Да вот Гульназ, дочка, хворает. Уже целую неделю… — Лицо седеющей, пожилой учительницы было грустным. Казалось, от всего отрешилась она, ничего нет ни на уме, ни на сердце, кроме материнской тревоги. А вот школу не может покинуть, с минуты на минуту ей должны позвонить из районо. Правда, она попросила старушку соседку навещать Гульназ, но старый человек может и забыть, о чем просили ее, или вдруг растеряться.
— Я ведь ничего не знала, Бибинур-апа, поверьте! Если б только знала… — жалобно оправдывалась Гаухар.
— Спасибо, понимаю. Но я позвала тебя не для этого. Бибинур-апа качнула головой, — словно стараясь отделаться от гнетущих мыслей. И добавила: —Я уже не знаю, — может, это обманчиво, а может, и вправду, но сегодня ей как будто немного лучше. Врач тоже так сказал.