Накрывая стол в горнице, она все поглядывала на квартирантку — Гаухар сидела между двумя кадками с цветами, и тень от листьев падала на ее задумчивое лицо.
— Когда ходила в аптеку, встретила Талию — повела разговор тетушка Забира. — Ужасно скандалит, на тебя зубами скрежещет.
— Не знаю, что ей надо от меня.
— Ах, боже мой! Что взбрело ей в башку, то и болтает. Только бы шуметь.
Что-нибудь новое выдумала?
— Какое там, все одно и то же — из-за своего сына… «Сорвала, говорит, с моей ветки единственное мое яблочко. Пусть, говорит, отдает в интернат чьего хочет ребенка, а я Акназара все равно заберу домой».
Она забрала бы, да Акназар не желает возвращаться к ней.
— Вот это и взбесило ее до крайности…
Тетушка Забира внесла в горницу и поставила на стол самовар, испускающий струи пара. На столе лежал белый хлеб, творог, варенье, но Гаухар, словно не замечала ничего.
Тетушка Забира уже знает: у жилицы ее неуравновешенный характер. Если уж загрустит, то молчит весь вечер. А отчего это происходит, Забира до сих пор не может понять. Возможно, скучает Гаухар по прежней своей хорошо обеспеченной жизни в Казани. А что у Гаухар есть сейчас? Ничего нет! Женщине нелегко заново строить жизнь.
Тетушка Забира догадывается, для чего частенько Р заходит Агзам. Но, кажется, он не очень-то решителен. Женщины не жалуют таких. Может быть, поэтому Гаухар так неровно и держится с ним: то очень приветлива, то слишком холодна. Вот сегодня даже и не вспомнила о нем.
Тетушка Забира смолоду и сама не привыкла молча глотать слезы, недолюбливает и других коль начинают кукситься. Это единственное, что не нравится ей в Гаухар. Куда лучше, когда и в печали человек не разучился смеяться. Кого удивишь ахами да вздохами! Сама Забира обычно пела, если уж очень грустно становилось в одиночестве. Пела хотя ни слухом, ни голосом не наделена от природы. После того, как поселилась Гаухар у нее, Забира перестала петь из боязни, что квартирантка, не дай бог, примет ее за помешанную.
— Гаухар, ты, может, нездорова? Голова у тебя не болит? — не выдержав, испытующе спрашивает Забира — Ты вроде бы побледнела немного.
— И не побледнела, и голова у меня не болит, тетушка Забира, — невесело улыбнулась Гаухар. — Признаться, чего-то крылья опустились.
— Это зря, Гаухар! Ты не поддавайся печали. Вон моя двоюродная сестра чуть прихворнула уже начала прощаться с жизнью. Оказалось, рано. Это ни к чему. Последний-то день и без нашего зова придет. А пока живешь, надо пожить. Особенно в твои годы.
— Согласна, тетушка Забира, да вот плохие мысли донимают.
— Выбрось их на улицу, коль донимают!
— Это что, так советуют мудрые люди?
— Я, Гаухар, не принадлежу к мудрым, толком а Книг не читаю, а песни теперь только по радио слушаю. Я лишь повторяю то, что слышала от стариков.
— Твои слова, тетушка Забира, справедливы. Умом я согласна с тобой, а вот с сердцем ничего не могу поделать…
Со стола убирали вдвоем. Потом Забира ушла на кухню. У женщины всегда найдется работа, особенно когда плохое настроение.
15
И вот еще одно письмо. На этот раз оно было адресовано непосредственно Гаухар и принес его почтальон. Тяжелое предчувствие не обмануло Гаухар; письмо было от «него». Она прочитала его не раз и не два… Сперва ее охватило странное чувство, будто это написал не Джагфар» а какой-то посторонний человек, но от лица Джагфара. Гаухар даже почерк внимательно рассмотрела и обратный адрес проверила. Сомневаться не приходится, пишет сам Джагфар.
От обиды слезы навернулись на глаза Гаухар. В конечном-то счете она не считала Джагфара человеком чутким, справедливым. Все же как он мог написать такое?! В начале вроде ничего оскорбительного. После излишне подробных описаний того, что он сейчас делает, о чем думает и что переживает, Джагфар даже попытался разжалобить ее: ты, мол, как хочешь, так и относись ко мне, а я не могу без тебя жить. Но дальше тон письма круто изменился. Получалось, как прежде, будто во всем виновата Гаухар и все от нее зависит: если она признает свои старые грешки и попросит прощения у него, тогда он…
Гаухар отбросила письмо. Сама того не замечая, вдруг заговорила вслух, словно Джагфар находился здесь, в комнате. «Постой, — обращалась она к нему, — что это такое? Я не понимаю! И это твои условия?.. Как будто у меня и в самом деле были какие-то «грешки» и я скрывала их от тебя… Это ведь ужасно! А о себе так говоришь, словно ты дитя малое, ни в чем не повинное. Но ведь это неправда! — возмущалась Гаухар. — Ну кто может поверить, что ты женился на Фаягуль как бы от обиды на мое плохое поведение?! Ты ведь неглупый человек, да еще и образованный! Даже независимо от моего ответа на твое письмо ты сам должен понять: если не оглянешься на свою собственную непорядочность, не признаешь ее, ни о каком примирении не может быть речи. Неужели тебе не стыдно торговаться, как на базаре?! Ты ведь отлично знаешь, что за мной нет ни капли вины. И все же притворяешься, изворачиваешься…»