— Что может поделать ректор? — И горько усмехнулась: — Джагфар сам себе ректор.
После этого разговора складки в уголках губ Гаухар стали глубже, а взгляд ее чаще останавливался на какой-то, невидимой для других точке.
Иногда, оторвавшись от занятий, она облокачивалась о подоконник и подолгу смотрела в раскрытое окно.
По всем приметам, через неделю-полторы люди выедут на дачи. Джагфар уже наладил машину. Должно быть, не хочет расставаться с дачей. Гаухар уже не сядет рядом с мужем в машине. Обычно они выезжали на дачу еще до окончания ее экзаменов в институте. В те времена Гаухар не стоило больших усилий, чтобы подготовиться к экзаменам и сдать на «хорошо», а то и на «отлично». При этом она была неприхотлива и не нуждалась в каком-то особом внимании. Преподавание, учеба, как и этюды ее, висевшие на стенках в доме и на даче, — все это было чем-то обычным. У самого Джагфара по-другому. Если ему сверх обычной работы приходилось сделать что-нибудь даже незначительное, на это следовало смотреть как на подвиг. Особенно напряженно было в доме, когда он заканчивал диссертацию. Одному богу известно, сколько раз Гаухар шептала соседям, случайным гостям: «Пожалуйста, тише — Джагфар пишет диссертацию, тема очень сложная», «Пожалуйста, извините, к Джагфару нельзя, — знаете, очень занят, пишет диссертацию, головы не поднимает, исхудал, бедняжка…» Почему-то она думала тогда, что любое дело Джагфара очень важно, а на свои занятия смотрела как на что-то второстепенное.
…Смахнув непрошеные слезы, Гаухар опять склоняется над своими книгами. Она о многом прежнем забыла теперь, но книги остались верными ее друзьями. Они помогают ей смягчить остроту горя. Слава богу, и память не изменила ей: она закрепляет не только печальные стороны жизни ее, но и все то, что прочитано в книгах, в учебниках, ведь экзаменаторам нет дела до того, что творится в душе Гаухар, им нужны точные ответы на вопросы.
Снова и снова ее тянет к открытому окну. Она не видит ни людей, ни машин. Пытается нарисовать в воображении картины своей безрадостной жизни. И ее пугала жизнь без любимого человека, без близких родственников. В родной деревне остались только бывшие соседи. Но соседи, как бы ни были они хороши и отзывчивы, всего лишь соседи, к ним не обратишься с такой болью, какую она носит в сердце. Если бы мать была… Гаухар ничего не пожалела бы оставить в городе, уехала бы в деревню к матери…
Гаухар мельком взглянула на часы. «Э-э, успеть бы на консультацию». Она закусывает наспех, собирает книжки, приводит себя в порядок перед зеркалом, одевается — вот и готова! Она словно бы встряхнулась, что-то сразу посвежело в душе у нее. Экзамены не шутка, надо забыть все лишнее, что мешает ей сосредоточиться.
Вот эта появившаяся у нее внутренняя стойкость и смущает Джагфара. Он не может представить, чего можно ожидать от Гаухар, что у нее на уме.
До института не близко. На улице — солнце, жара. Даже асфальт размяк, ступаешь как по ковру. А народу — словно весь город вышел на улицу! Куда спешат, куда бегут? Впрочем, у каждого свои заботы. Ведь и Гаухар не ради прогулки вышла из дома.
Сойдя с троллейбуса, она немного прошла по самой оживленной улице — Баумана, затем свернула на Булак. Отсюда недалеко до базара, народу тоже хватает. У большинства в руках хозяйственные сумки, — сразу видно, что на рынок спешат, там, наверно, уже появилась свежая зелень.
Вот и знакомое здание института. Студенты основного отделения уже разъехались на каникулы. В институте хозяйничают заочники. Они постарше «очников», некоторые уже отведали трудностей жизни, они не бегают по лестницам наравне с молодежью, ходят степенно, как бы сберегая силы.
Гаухар провела на консультации два часа. Не отрываясь от тетрадки, записывала лекцию преподавателя. Она пишет быстро, почти со скоростью стенографистки. Преподавателю задавали много вопросов. Гаухар старалась точно записать и ответы на эти вопросы.
Впереди оставалось достаточно свободного времени. По автомату Гаухар позвонила на квартиру Галимджана-абы, не уверенная, что кого-либо застанет дома. Но Рахима-апа взяла трубку.
— Я не помешаю вам, если зайду? — спросила Гаухар.
— Что за разговоры! Мы с Галимджаном вчера вспоминали тебя. Приходи, приходи, буду ждать. Галимджан на работе.
Через каких-нибудь полчаса Гаухар уже поднималась по знакомой лестнице. В коридоре сумрачно, прохладно, — наверно, оттого, что пришла с солнечной, жаркой улицы. Гаухар нажала беленькую кнопку звонка, Рахима-апа, словно за дверью стояла, сразу же открыла.
— Проходи, проходи, Гаухар, садись! Что, очень жарко? Я не была сегодня на улице.