Голос Аскания загрохотал, как щит под ударами меча:
– Дриады! Ваша королева сказала, что всегда есть выход. Сейчас вы можете выбрать жизнь. Вы можете выбрать отцов для своих детей. Вы знаете, что фавны – вонючие дикари. Вы думаете, что и мои люди такие же. Но разве они смогли хотя бы приблизиться по жестокости и коварству к вашей королеве?
От наступившей тишины в комнате стало еще темней. Она не отозвалась звуками, как должна была, а окрасилась чернотой. Больше нечего было сказать, пришло время действовать.
Асканий не мог рубить мечом в темноте, он боялся поранить друзей и дриад. Оставалось лишь давить эту восьминогую смерть, целясь в глаза, холодные, немигающие глаза, которые нельзя было спрятать. Возможно, он погибнет, погибнет и большинство его солдат. «Кукушонок вырастет и станет мудрым царем. А Меллония? Что будет с ней, обреченной почти на бессмертие, запертой в своем дереве? На смену Белому Сну будет приходить зеленая весна (но не для нее); будут лететь годы, складываться в поколения (но не для нее). Отец не ошибся. Его любовь была обречена».
Изо всех концов комнаты в ответ на тихие нежные звуки надвигался кошмар, вот пауки уже окружают их…
Защищаясь от второй атаки, Асканий поднял щит и почувствовал, как тело ударилось об его острые бронзовые грани.
– Довольно лжи! – голос всегда хладнокровной Сегеты звучал страстно. – Почему мы должны умирать из-за глупого самолюбия жестокой старухи? Той, которая, не задумываясь, жертвует своей дочерью и всеми нами? Помогите мне зажечь светильники.
Оранжевые языки пламени взвились кверху, как только с почти потухших углей в очаге сняли крышку. Сегета взяла один из них маленькими медными щипцами.
В дрожащем свете появились коричневые стены и совсем не страшные корни, каждый светильник казался отдельной луной. Смертоносные звезды гасли в ночи.
– Кыш, кыш, – говорила Сегета, загоняя пауков обратно в их гнездо, остальные дриады помогали ей, мелодично насвистывая особым тонким свистом, означавшим, что паукам пора уходить. Казалось, будто земля вновь обрела власть над Подземным миром, жизнь победила смерть.
– Мы изберем новую королеву, Асканий.
Глава VI
Кукушонок вприпрыжку бежал по лесу к Лавинию. Он с легкостью перелетал через кучи листьев, виноградную лозу, корни и камни, почти не чувствуя их под своими длинными ногами. Он казался себе сильным, ловким и очень нужным: у него было важное поручение. Он нес послание, которое его мать передала Асканию: «Когда солнечная колесница промчится по небу, дриады придут к тебе, чтобы принести присягу на верность». Три дня назад она вышла из заточения, бледная, обессиленная, как после Белого Сна. А сегодня, провожая Кукушонка, светилась от счастья, будто из Ливии прилетели аисты, и дерево ее расцвело и покрылось птичьими гнездами.
Асканий, даже не повидавшись с Меллонией, прямо из Зала советов поспешил в Лавиний, чтобы освободить Помону. Волумна, как только ее лишили королевского звания, исчезла. Она не вернулась в свое дерево и даже не захотела увидеться с дочерью.
Подбегая к берегу Нумиции, Кукушонок стал насвистывать. Внезапно он остановился: может, следует задержаться у могилы отца и выразить свою скорбь?
– Отец, – прошептал он, – как ты там, в Элизиуме? Говорят, мертвые приходят в мечтах и сновидениях, чтобы утешить тех, кого они любят.
И, действительно, он услышал голос. Что это было, шелест деревьев, стук дятлов или свист крыльев ласточки? Дух его отца или игра воображения?
«Не скорби обо мне в этот счастливый день, когда троянцы и дриады научились жить в мире. Когда Меллония и Асканий встретились как друзья, и ты обрел их обоих».
То, что он услышал затем, несомненно, происходило наяву. Кто-то большой легко и осторожно шел, раздвигая листья. Это мог быть только лев. Кукушонок решил побыстрее перейти через реку и ускорил шаг. Время для рискованной встречи с незнакомым и, возможно, голодным львом было явно неподходящим. Но в том, как ступал этот лев, и как от него пахло шерстью и землей, чувствовалось что-то знакомое. От всех львов пахнет по-разному, и у каждого своя поступь. Это был друг Сатурна, тот самый, с которым Кукушонок и Асканий познакомились после того, как они оставили Меллонию у могилы отца. О том, чтобы не поздороваться, не могло быть и речи.
Между двух вязов, среди кустов ежевики, бежала, скрываясь в темном лесу Сатурна, тропинка.
– Кукушонок.
На тропинке стояла Волумна, преграждая ему путь. К Разорванному платью прицепились колючки, волосы растрепались и спадали на уши, седина почти вытеснила зелень, будто снег накрыл траву. Она казалась совсем старой и выглядела на свои три с лишним сотни лет.
Волумна поднесла к губам трубку для выдувания отравленных стрел, маленькое, изящное оружие, выкованное из серебра, удивительно похожее на флейту. Одно движение – и она прикоснется к ней ртом, легкий выдох – и смерть полетит ему прямо в лицо, в сердце, туда, куда она прицелится. А стрелок она меткий и попадает в летящего дятла с пятидесяти шагов. Можно напасть на нее, можно побежать в противоположную сторону, но спастись от ее стрелы все равно не удастся.
– Я ждала тебя, – сказала она, – ты идешь в Лавиний?
– Да.
– К своему брату? Сыну Энея?
– Да, Волумна.
– Мне нужно тебе что-то сказать.
Она была такой старой, седой и бледной, что на миг ему пришла в голову безумная мысль: «Не хочет ли она попросить, чтобы я вступился за нее перед братом?»
– Твой отец погиб в стычке с рутулами.
– Я знаю.
– Так вот, это я обнаружила их в лесу. Они хотели всего лишь поохотиться, и ничего больше. Но я сказала Повесе: «Они вытащили ваши сети. Напали на ваше поселение. Убили твоих друзей. Ты должен пожаловаться Энею. Он прогонит их». Повеса поверил мне и сделал все, как я сказала. Мне не потребовалось даже подкупать его.
– Мой отец пришел туда, и рутулы убили его…
– Он пришел, но вовсе не рутулы его убили. Неужели ты действительно думаешь, что эти жалкие оборвыши могли победить троянского героя? Он сражался сразу с тремя и вовсе не собирался уступать им. Под ударами его прославленного меча щиты разлетались на кусочки. Один из рутулов упал на колени. Другой обратился в бегство. В какой-то момент Эней повернулся спиной к кустам и деревьям. И тут я нанесла удар. Никто не видел меня. Невозможно заметить дриаду в ее зеленой тунике, если она этого не хочет. И для рутулов, и для троянцев я была всего лишь листвой и туманом. Это я убила твоего отца!
Кукушонок больше не боялся ее стрел. Одиннадцать лет непрерывной ненависти поразили его, как удар молнии, посланной Зевсом. Он стал деревом, загоревшимся священным огнем, пришедшим с небес. Но, в отличие от дерева, он мог двигаться и нападать, даже не обращая внимания на стрелы, смазанные быстродействующим ядом. Сейчас он способен был прыгнуть лучше любого паука.
Но все же он опоздал. Более опасная молния, опередив его, вылетела из леса Сатурна. Волумна, наделенная острейшим слухом, забыла первую заповедь леса: всегда прислушивайся.
– Друг! – закричал Кукушонок. – Не глотай ее целиком! Ты отравишься стрелами!
Но оказалось, он боялся зря. Друг Сатурна был слишком привередлив, чтобы рисковать своим здоровьем. С тщательностью повара, готовящего дичь к царскому столу, он освободил Волумну от таких несъедобных деталей, как одежда, булавки и стрелы, и теперь наслаждался трапезой.