— У тебя новые сиськи?
Женщина сгибает руки и накрывает ладонями свои груди.
— Хоть кто-то заметил.
Я тянусь к ней и касаюсь носом ее щеки.
— Ты приятно пахнешь, — вру я. Женщина замирает. — Ну в смысле, нет этого старческого запаха, как обычно пахнет от бабулек. Знаешь, в Европе столько стариков. Климат там для них, что ли, подходящий.
Меня толкают ладонью в плечо.
— Хам, — беззлобно усмехается Люба.
— Я знаю, тебе нравится. Ты же любишь плохишей, — обвиваю руками ее талию.
— Отпусти меня, — Любо не особо старается вырваться. — Сейчас Надя придет.
И я отдаю должное ее выдержке и лицемерию.
— А мне вот интересно, какие такие дела у твоего отца с твоей подругой, м? Что за секреты? — я оглаживаю ее бедро и накрываю ладонью грудь.
На ощупь как настоящая.
— Никаких секретов. Она его трахает. Ты до сих пор не в курсе?
Я присвистываю от таких новостей.
— Реально?! А вы умеете удивлять, мамочки. — Даже не знаю, как мимо меня прошла эта информация. — А что, у деда еще член – нормас, да?
— “Пфайзер” исправно производит “Виагру”. А, вообще, я не знаю. Спроси у Нади.
— Значит мама Надя и твой отец? Давно это?
Люба пожимает плечами.
— Последние лет… двадцать. Плюс – минус.
— Слушай, ну а как же Пономарев? Все село на ушах.
— Миша ее школьная любовь. Когда появилась возможность, она перевезла его поближе. Жена и дочь шли в комплекте.
— Первая любовь не забывается и не ржавеет, да, мама Люба?
Стиснув челюсти, она опускает взгляд. И, пока размышляет о чем-то, водит языком по внутренней поверхности щеки.
Я тянусь к Любе, касаюсь пальцем запястья, там, где у нее шрамы, затем веду вверх по дорожке бледно-зеленой вены.
— Сколько ты хочешь? — она мягко отодвигает мою руку.
Я качаю головой, глядя в ее глаза удивительного карамельного оттенка.
— Мне не нужны деньги.
— Костя…
— Встань на колени и отсоси мне, — я изгибаю бровь, заметив, как глаза Любы расширяются и пронзительно смотрят на меня. — И я сразу уеду. Слово даю.
— Встретимся вечером у тебя, — с облегчением произносит она.
Я издаю смешок.
— Нет. Сейчас. Давай, прямо тут в кабинете нашего мэра. А, когда она войдет, попросим ее присоединиться, и я трахну вас обеих на этом диване или на столе.
Красивое лицо женщины вытягивается. А я гадаю, рассказала ли ей Полина о моем несанкционированном визите и сеансе газлайтинга в субботу?
— Да-а-а, Костенька, Вера бы очень удивилась, услышав от тебя такое.
Люба явно шокирована моим цинизмом. Что вызывает улыбку. Не этому ли она сама меня учила.
— Что поделать. Мальчики вырастают. Обидно, правда? — ставлю ее на место и даю понять, кто из нас контролирует этот разговор. Моя бывшая любовница дует пухлые губки, а я провожу языком по своим, вспоминая, как круто она делает минет. И эта мысль посылает заряд тока прямо в яйца. — Почему ты мне не звонила? — приподнимаю пальцами ее подбородок.
Люба дергает головой.
— Ты послал нас три буквы, милый. Даже на похороны матери не позвал, — ее голос пропитан обидой.
— Вы вышвырнули меня из моего дома, — парирую я.
Люба вздыхает.
— Мы пытались оградить тебя от необдуманных поступков и дать возможность спокойно заняться образованием. Вера была с нами полностью согласна. Да я в свою дочь столько денег не вкладывала, как в тебя! И где твоя благодарность? — сердится Люба.
— Оставил ее в Бонне, — огрызаюсь я.
— Я прошу тебя, Костя, не вмешивайся, — она решительно качает головой. — Дела моей семьи тебя не касаются. Не порть мне жизнь.
— А где тогда моя семья? Моя жизнь? М? Мам?
— Я спрашиваю еще раз – что тебе нужно?
Прекратив ребячиться, я с серьезным видом смотрю Любе в глаза.
— Я хочу твою дочь.
Она не выглядит удивленной. Скорее, немного разочарованной.
— Приглянулась, что ли?