— Потому что на него всем давно плевать, — смеется мой жених. — Многие мужчины правда любят рисковать. Нам нужно регулярно проверять, насколько мы способны влиять на этот мир.
— Зачем?
— Ты не поймешь, — Стас бросает на меня взгляд, в котором читается сочувствие тому, как много мне предстоит еще узнать о взрослой жизни.
Снисходительный тон Топовского – не редкость для меня, но сейчас его слова раздражают.
— Да, вроде, не тупее тебя, — огрызаюсь я.
— Полин, не дуйся, — Стас обнимает меня за плечи. — Просто, понимаешь, когда живешь без отца, у тебя есть два пути: либо оставаться маменькиным сынком всю жизнь, либо как можно раньше стать мужчиной.
— Я тоже всю жизнь живу без отца! — напоминаю ему.
— Да, но для мальчика очень важна фигура отца – это тебе и твоя подружка-психологиня скажет. Во многом я пытался походить на твоего деда.
Я широко открываю глаза и смотрю на Стаса как баран на новые ворота.
— Правда?
— Да, — твердо говорит он.
— Надеюсь, что не во многом.
— А что не так?
— Сегодня дедушка открылся для меня с совершенно другой стороны, о которой бы я предпочла не знать.
— Он сообщил тебе о брачном договоре, — догадывается Стас.
Я останавливаюсь. Меня вновь захлестывает волной возмущения.
— Почему ты мне сам не рассказал?!
— Он велел. Говорил, что сам тебе все объяснит, — оправдывается Топовский. — И я не знал, как ты отнесешься, если именно я начну разговор о контракте. Мне-то он нахрен не нужен!
— Как и мне… — я упрямо смотрю перед собой, чувствуя нарастающее раздражение. — Слушай, тебе не кажется, что дедушка чересчур вмешивается в нашу жизнь?
— Это его обычное состояние, — хладнокровно замечает Стас. — У него не до конца реализован комплекс самодержца. Наш город – его империя, а мы – как минимум, его подданные, а, как максимум – рабы.
Крепостные.
Я часто так шутила.
Эффи говорила то же самое, но без юмора, скорее, со злой иронией. Иногда она называла дедушку Георгием Виссарионовичем. Тогда мне казалось, что она перегибает.
Теперь же ее слова вспоминаются с горькой усмешкой.
— Не злись на старика, — Стас пытается меня успокоить. — Вот доживем до его лет и посмотрим, какой бред будем нести сами.
— Он сказал ему нужен правнук. Типа, я буду рожать, пока у нас не получится мальчик. И это не звучало, как бред, Стас. Он на полном серьезе требует правнука.
— Ну сделаем мы ему правнука, делов-то?
Я чувствую неприятный холодок под ложечкой.
— Ты на его стороне?
— Я на нашей стороне, Полинка. В чем проблема, я не врубаюсь. Ты от меня детей не хочешь?
— Прямо сейчас?
— Ну я же прямо сейчас хочу с тобой семью, — низким голосом произносит Стас.
Его ладонь нежно обхватывает мою шею, пока большой палец ласкает кожу.
Я веду плечом, чтобы снять с себя вес его руки.
— Дело не в семье и не в детях, как ты не понимаешь, а в том, что мне не оставили выбора!
— Ну а что, ты бы не выбрала жизнь со мной?
Я порывисто качаю головой.
— Ты действительно не врубаешься?
— Да расслабься уже. Твой дед невечный. Или ты думаешь, мне легко терпеть его закидоны? Но я делаю это ради нас. Однажды вся его империя – комбинат и город – перейдет к тебе. Ты не будешь этим заниматься. Значит мне придется все брать в свои руки, но сейчас сидеть и ждать я тоже не собираюсь. Мне нужна своя собственная команда и связи, а это требует времени и усилий. Я должен обеспечить тебе ту жизнь, к которой ты привыкла, ведь у меня нет богатого дедушки, понимаешь?
— А почему все перейдет ко мне? Как же мама?
— Ну… — Стас пожимает плечами, — мне кажется, ей все так же интересно, как и тебе, — он изображает пальцами кавычки.
— Все потому что она тоже женщина? Не знала, что ты такой шовинист!
— Я не шовинист, Полин, — устало вздыхает парень. — Но посмотри правде в глаза – ни ты, ни твоя мать никогда не задумывались, откуда берутся деньги.