Я молчу. Он совершенно прав.
Однако есть еще кое-что, что не дает мне покоя.
— Скажи, он говорил с тобой о целомудрии невесты?
— Чего? — Стас с недоумением смотрит на меня.
— Ну… — я нервно кручу на пальце помолвочное кольцо, — дедушка попросил или, может, запретил, чтобы ты…
— Черт… — Стас медленно кивает, словно кается. — Он и это тебе сказал?
— После того, что я от него услышала, нетрудно было догадаться.
— Врать не стану, у нас был такой разговор. Твой дед сказал, чтобы я не распускал руки до свадьбы.
— И почему ты его послушал? То есть… — кашлянув, я неловко продолжаю, — он ведь мог бы ничего не узнать.
Пробормотав, чувствую, как краснеет мое лицо.
— А он тут ни при чем. Это мое решение, малыш. Хотя были моменты, когда мне хотелось на все забить и сделать тебя своей… по-настоящему. Но, какую бы пургу твой дед не нес, все-таки есть что-то в его словах… Даже не знаю, как объяснить. Наверное, это гордость – что-то чисто мужское, такая гордость, что она сильнее вожделения. Я хочу тебя, очень, но еще ценю и уважаю за то, что ты сберегла себя для меня… Понимаешь, у нас есть то, ради чего стоит подождать. Не каждая пара может этим похвастаться. Когда я в первый раз займусь с тобой любовью, ты будешь моей женой, моей женщиной во всех смыслах, представляешь? И меня торкает от одной только этой мысли. А твой дед пусть думает, что хочет – нашим легче.
— Хорошо.
Я украдкой касаюсь ладонью своей зардевшейся щеки.
Эмоциональное признание Стаса возвышает его в моих глазах на недосягаемую высоту. Однако краснею я вовсе не из-за смущения. Это стыд. Я чувствую себя предательницей.
Даже не представляю, что сказал бы Стас, узнай, как однажды я предложила свое тело другому.
На несколько мгновений я позволяю воспоминаниям увлечь меня своей яркостью, но тут же одергиваю себя и беру жениха под руку.
— Стас, а у твоей мамы все в порядке? — плавно меняю тему.
— В каком плане? — в голосе Стаса появляется озабоченность.
— Может быть, что-то случилось, неприятности, и ей не до ужина?
— Нет. Все нормально. А почему ты спрашиваешь?
— Не знаю. Я просто кое-что услышала. Она звонила дедушке.
Стас озадаченно слушает мой рассказ о телефонном разговоре дедушки с его мамой.
— Так… они Меглина, наверное, и обсуждали, — предполагает Топовский. — Мама говорила, что он приходил к ней в офис сегодня – весь на понтах. А про собак твой дед, конечно, загнул, он у нас тот ещё юморист.
Стас тихо смеется, но мне вот несмешно. Он же не слышал, каким тоном мой дедушка говорил по телефону.
— А что Меглин? — его слова меня настораживают.
— Ну ты же видела его. Только и ищет, до кого докопаться.
Раздумывая, я крепче стискиваю предплечье Стаса.
Костя вернулся.
У меня вновь такое чувство, что внутри проносится торнадо.
— Видела. Но… не знаю… Если бы я вот так же потеряла со всеми связь на несколько лет, а потом вернулась и поняла, что у меня тут никого не осталось, может быть, я бы тоже чувствовала себя одинокой и злилась.
— По-твоему, он ведет себя, как загашенный, потому что ему одиноко?
— А ты как думаешь?
— Полин, ты хочешь обсудить Меглина?
— Нет.
Из моей сумочки кросс-боди доносится короткий звук уведомления мессенджера. Проигнорировав его, я поправляю ремешок. Но следом приходят еще несколько сообщений.
— Не посмотришь? — предлагает Стас.
— Нет, потом, — изображаю равнодушие.
Я, почему-то, уверена, что мне пишет Меглин. Хуже того – мне хочется, чтобы это был именно он. Сердце подпрыгивает, стоит только подумать о том вечере, когда он вернулся. Я представляю, как Костя осматривает дом в наше отсутствие. Возможно, он даже заглядывал в мою спальню…
Да что со мной такое?
Мысленно дав себе оплеуху, сосредотачиваюсь на том, что действительно важно.
— Стас? — я снова останавливаюсь.
— Да? — отзывается парень.