Словно подтверждая эту мысль, Зеленый сказал:
— Наконец-то я получаю удовольствие от общения с людьми.
— Не могли бы вы рассеять мои недоумения? — спросил Грюндик, сообразив, что в этой ситуации лучше всего играть в открытую.
— У вас нет недоумений. Вы все понимаете правильно.
— Я понимаю гипотетически. А гипотез у нас и без моих предостаточно.
— К сожалению, я могу сообщить немногое. Итак, по порядку…
— Порядок? — вскинулся Грюндик, вспомнив, что жена, мстя мужу за невозможность иметь прислугу, строго-настрого наказала ему навести в доме порядок.
Он схватил помойное ведро и выскочил к мусоропроводу.
— Каждая секунда нашего общения стоит очень дорого, — сказал «призрак», когда Грюндик вернулся.
— Вы говорите, а я тут кое-что поделаю.
И он начал переставлять вещи. Зачем-то вылил воду из вазы с цветами, сдвинул стулья, дважды задев головой люстру, вытащил пылесос, но, испугавшись, что, включив его, ничего не услышит, оставил посреди комнаты.
Но не будем слишком строги к нему. Многие ли осмеливаются не любить своих жен? Что удивительного, если недовольный взгляд жены стал для Грюндика страшнее землетрясения. А тут еще этот фантастический пришелец. В такой ситуации не то что мелкий научный клерк, кто угодно потеряет голову…
— Мы, цваги, посланцы могущественной цивилизации, прилетели с далекой планеты, чтобы освободить вас от забот. Мы уже теперь можем дать вам то, чего вы сами достигнете лишь через века. Но с нашим приходом на Земле взорвутся все расщепляющиеся материалы. Это может погубить вас. Чтобы спастись, вы должны уничтожить атомные бомбы рас творить уран и рассеять его…
— Уран есть и на атомных электростанциях, — решился возразить Грюндик.
— Они вам не понадобятся. Мы освободим вас от энергетических забот.
— Но что я могу? Надо обращаться к старшим…
— Старые люди часто озабочены личным бессмертием. Это опасно.
— Я говорю не о старых, о тех, кто в силах решать такие вопросы.
— Нам трудно ориентироваться в ваших взаимоотношениях, — сказал «призрак». — Мы настраивались на наиболее выдающиеся точки, беседовали с самым самоуверенным из людей, который во время сеанса связи оказывался в луче, потом с самым мужественным, самым гордым, наконец, с Вами, самым умным…
Грюндик опустил голову и пожалел, что нет жены, — вот бы она послушала!
— Вам надо на ту сторону планеты, там скорей поймут, — сказал он. И тут же покачал головой. — Хотя нет, надо убедить именно этих, за теми дело не станет…
— Сообщите всем Мы не можем убеждать каждого. Как договоритесь, вызовите нас на связь…
За всю жизнь лишь второй раз горели в мозгу Грюндика такие фейерверки мысли. Впервые это случилось, когда Диночка призналась ему в любви. Она говорила, что влюбилась сразу, как увидела. Он рисовал себе эту картину мгновенной Диночкиной страсти, не подозревая, что она простодушно заменила словом «увидела» слово «услышала» (о его великих способностях). Она говорила, что жить без него не желает, и он представлял себе ее умирающую в слезах, хотя Диночка все понимала весьма конкретно.
Но если Диночке он мог не поверить, если бы захотел, то теперь он хотел не верить — и не мог. Слишком все было наглядно и убедительно.
«Они, эти неизвестные существа, несомненно, не хотят зла людям. Иначе зачем бы четвертый раз тратили свою неведомую энергию на то, чтобы предупредить, что с их приходом взорвутся все ядерные боеголовки: в самолетах и подводных лодках, на кораблях, в ракетах, изготовленных к старту, в подземных хранилищах?..»
Вот о чем думал Грюндик, слушая своего двойника. Было отчего забыть о пылесосе.
«А вдруг они хотят обезоружить нас нашими же руками?» — мелькнула мысль. Он даже растерялся, когда она мелькнула, так не свойствен был ему скептицизм. И начал было размышлять: откуда он? Поразмышляй Грюндик хоть чуточку, понял бы, что общение с Диночкой для него не проводит бесследно. Но он отбросил эту «неглавную» мысль и повернулся к балконным дверям с готовым вопросом. Но в кресле, где только что сидел его двойник с зеленой шевелюрой, теперь покачивался совсем незнакомый человек с дежурной улыбкой и подвижными руками, в которых он вертел маленький репортерский магнитофон.
— Вы… кто? — изумился Грюндик.
— Петер-Метер к вашим услугам, репортер известной газеты «О’кэй».
— Как вы тут оказались?
— Дверь незаперта, а вы были так заняты.
— И давно… вы тут?..
— Нет, но этого зеленого черта успел разглядеть.
— Значит, все правда?! Вы понимаете?!
— Понимаю. Дело у меня было другое, но это поважней. — Он постучал пальцем по магнитофону. — Поэтому не будем откладывать Перескажите все, о чем вы тут говорили.
— Может, потом? — заколебался Грюндик, глубоко зевая.
— Я не верю в «потом». Прошу вас.
И он поднял магнитофон и нажал на белый клавиш записи.
Начав воодушевленно, Грюндик говорил все тише и, наконец, умолк совсем, уснул. Оставив записку, что еще зайдет, Петер-Метер сунул магнитофон в карман и помчался в редакцию, чтобы успеть со своей сенсацией к вечернему выпуску.
А Грюндик спал, и губы его вздрагивали в мечтательной и загадочной улыбке…
— Эт-то что за фокусы?!.
Голос был слишком знакомым, чтобы не проснуться. Диночка пинала стулья и сыпала искры негодования. Грюндик молчал, как всегда. Железная логика его мысли рождала убеждение, что всякая семья держится на чьем-то терпении и снисходительности. С давних пор в нем занозой сидела вера, что если все время делать человеку добро, то он рано или поздно подобреет…