Борька Покатилов развернул на ступеньках крыльца большой лист оберточной бумаги, начертил схематическую карту деревни и, как командир перед боем, принялся разрабатывать план «боевого рейда» за удобрениями.
— Значит, так. Наступать будем группами, — с важным видом говорил он, рисуя красным карандашом квадраты и круги и пронзая их толстыми стрелами. — Каждая группа штурмует свой квадрат. Трофеи сдаем на хозяйственный двор бригады.
К крыльцу, с трудом волоча за собой длинные санки со старым, окованным железом сундуком, подошел Гошка. Ребята оглядели вместительный сундук и невольно рассмеялись:
— Вот это да! Всем тарам тара. Где ты, Шарап, столько удобрений наберешь?
— Наберем, — сказал Гошка и кивнул на Никитку. — Мы вот с ним один клад знаем.
— Какой клад? — осведомился Борька.
Гошка объяснил, что на старой колокольне когда-то жили голуби и после них на всех этажах остались большие залежи помета.
— Правда, Никитка? — обратился он к приятелю. — Помнишь, как мы на колокольню лазили?
— Ага. Там этого добра хоть завались, — обрадованно заговорил Никитка.
Но его тут же перебил Митька Кузяев:
— Подумаешь, клад открыли. Кто ж не знает про голубиный помет? А только верующие не пустят нас на колокольню.
— Почему ж не пустят? — удивилась Елька.
— Им молиться надо, а мы тут на колокольне шуровать будем.
Ребята зашумели. Какие верующие? Подумаешь, десять старух! А разве они не хотят, чтобы на полях было больше удобрений? Да и колокольня почти уже не колокольня: колокола с нее давно сняты. А раз так — включить колокольню в план «боевого рейда».
— Хорошо-хорошо, — согласился Борька. — Не забудем и про колокольню. А теперь создадим штурмовые группы. Объединяйтесь — кто с кем.
— Нас с Никиткой на колокольню пошлите, — поднял руку Гошка. — Мы там все ходы-выходы знаем.
— Опоздал, Шарап, — фыркнул Митяй. — Мы уже спаровались, вместе золу собирать будем. — Он хлопнул Никитку по плечу и притянул к себе: — Так, что ли, Краюха!
— Так, — еле слышно подтвердил Никитка и, стараясь не глядеть на Гошку, спрятался за Митькину спину.
«И чего он как привязанный к нему?» — с недоумением подумал Гошка и, обернувшись к Борьке, сказал:
— Тогда, ну, тогда с тобой пойдем.
— И меня с Елькой запиши. Мы тоже на колокольню хотим, — подала голос Таня.
Борька, покусывая карандаш, пожал плечами и с сосредоточенным видом уставился на карту.
— Что раздумываешь, как Кутузов на военном совете? — поторопила его Елька. — Записывай, кто куда желает, и за дело пора.
— Понимаете, какая штука, — уклончиво заговорил Борька. — А может, Гошку не записывать в группу, воздержаться пока?
— Это почему «воздержаться»? — в один голос спросили Елька. и Таня.
— Сами ж знаете. Дело с Шараповыми темное, ничего еще не ясно. Вот вызовут их на правление, решат, что и как, тогда посмотрим.
— Да чего ты кругом да около ходишь! — перебил его Митяй. — Скажи напрямки: подсудные они, Шараповы, на подозрении. И я бы на Гошкином месте ни в какие группы пока не лез. Лежал бы себе на печке и носа из избы не высовывал.
— Верно, ребята, — сокрушенно вздохнув, согласился Борька. — Нельзя, пожалуй, Шарапову с нами. Неудобно как-то. Придем мы за золой к кому, а там узнают, что с нами Гошка Шарапов... ну и вытурят всех нас в шею.
— Да что ты говоришь такое?! — вне себя закричала Таня, бросаясь к Борьке. — Как ты смеешь? Он же не чужой нам, Гошка. Ребята! Ну, чего вы молчите?
— Вот взвилась тоже. Все же так говорят, — растерянно забормотал Борька.
— А я вот не верю, — перебила его Елька. — Не виноват Гошка. Не мог он нас обмануть, не мог! Давайте хоть еще раз его спросим. — Она обернулась назад. — Ну, скажи ты ребятам...
Но Гошки Шарапова около крыльца уже не было.
Забыв про санки с сундуком, Гошка вылетел из переулка Покатиловых как настеганный и, не разбирая дороги, помчался вдоль улицы.
Так вот оно как! Значит, не зря тетка Ульяна наставляла Никитку и Борьку, что Гошка им не пара, что дружить с ним опасно.
А ведь сколько лет они дружили втроем, вместе учили уроки, обменивались книгами, ходили на рыбалку, мечтали после школы вместе поступить в училище механизаторов. Вот она и дружба!
Гошка вдруг обнаружил, что ноги ведут его не к дому, а в противоположный конец деревни. Куда же это он идет?
Может быть, поговорить со Стешей Можаевой? Но она и так не верит, что Гошкина мать виновна, и готова ее защищать, но что она может сделать, если мать сама призналась во всем. Не лучше ли зайти к бабке Евфросинье, залечь на печку, как барсук в берлогу, и никуда больше не показываться? Пусть все думают, что Гошка уехал далеко-далеко и никогда больше не вернется в Клинцы.