«В город собрался... за комбикормом для поросят», — догадался Гошка.
Шофер завел мотор, машина тронулась и побежала вдоль улицы, подняв густую завесу пыли. Потом неожиданно свернула налево.
«Куда это? — удивился Гошка. — Ведь в город прямо надо. Так мы и в лагерь не попадем».
Вскоре трехтонка запрыгала по ухабистой дороге и остановилась в переулке, у краюхинского огорода. В ту же минуту в изгороди приоткрылась калитка и появилась Ульяна.
— Один, что ли, едешь? Без попутчиков? — обратилась она к шоферу, озираясь по сторонам.
— Один, один... А тебе что, до больницы доехать трехтонки не хватит? — удивился Пыжов.
— Да у меня, Сема, кое-какой груз набрался. Помоги-ка вынести.
Покачав головой, Пыжов вылез из кабины и прошел вслед за Ульяной на огород.
Елька с недоумением посмотрела на Гошку:
— Чего это они грузить собрались? И тайно зачем-то, с задней стороны огорода. Она же больная, тетя Ульяна, еле ходит!
— Больная-то она больная... — недоверчиво хмыкнул Гошка.
— А может, уйти нам? Еще помешаем, — приподнимаясь, шепнула Елька.
За изгородью послышались голоса.
— Сиди знай. Теперь уж поздно. — Гошка дернул девочку за руку. — Тут что-то не так.
— Да нас же прогонят сейчас!
— А мы под брезент спрячемся. Никто и не заметит.
Гошка приподнял край жесткого, как кровельное железо, брезента, затолкал под него Ельку, потом спрятался сам. И как раз вовремя.
Пыжов вынес из калитки большую плетеную, корзину, завязанную сверху рядном, и поставил ее на дно грузовика. Потом принял от Ульяны и Никитки еще две корзины. В них что-то завозилось, зашипело, закрякало.
«Утки, — догадался Гошка. — Куда это их?» — Он вновь прижался глазом к дырке в борту грузовика.
Никитка с матерью выносили из огорода всё новые и новые корзины, теперь уж с луком и редиской, и быстро грузили их в кузов машины.
— Вот это да! — нахмурился Пыжов. — Просила в больницу подвезти, а сама на базар целишь...
— Так по пути же, заодно... Поторгую малость, деньжат соберу... Поехали, Сема! — И Ульяна сказала сыну: — Садись скорее, чего прохлаждаешься!
— Мам, — взмолился Никитка, — а мне-то зачем ехать! Я же не умею ничего: ни торговать, ни деньги считать.
— Деньги, положим, я и сама сочту. А кто за добром на базаре следить будет? Вон его сколько — девять корзин. Еще разворуют ненароком. Тут глаз да глаз нужен.
Никитка захныкал:
— А ребята узнают, что я на базаре торгую... Частник, скажут, спекулянт.
— Еще чего? Не чужое, свое на базар везем! — рассердилась Ульяна и прикрикнула на Никитку: — Садись, говорю, и не нюнь! Тоже мне цветик лазоревый!
Сопя и отдуваясь, Никитка залез в кузов грузовика; вслед за ним забралась и Ульяна.
Машина тронулась. Корзины качнулись, и утки всполошенно закрякали. Ульяна велела Никитке придерживать корзины с утками и придвинула их ближе к переднему борту. Гошке и Ельке пришлось поджать ноги и скорчиться под брезентом в три погибели. Колени девочки упирались Гошке прямо в грудь, но он не смел пошевельнуться.
Никитка все еще продолжал хныкать.
— Дурачок, хватит тебе хлюпать-то. — Голос Ульяны подобрел. — Наторгуем денег на базаре, гостинец куплю. Чего хошь требуй... А ребята и знать ничего не будут. Ездил, мол, в город с мамкой в больницу. И весь сказ. Сунешь им по бублику с маком — они и тому будут рады.
— А к тятьке зайдем? — спросил Никитка.
— Можно будет, — согласилась Ульяна. — Хотя ему, поди, недосуг. — И она принялась подсчитывать, сколько денег удастся сегодня выручить на базаре за уток, редиску и лук. Вот только бы не продешевить в цене да занять бы в торговых рядах местечко получше.
«Так вот она какая больная, — подумал Гошка про тетю Ульяну. — На базар деньги зашибать поехала. Да и Никитка тоже хорош. «Не хочу, не желаю», а сам едет себе и едет. И даже корзины придерживает, уток успокаивает. Эх, был бы он на Никиткином месте, встал бы сейчас во весь рост и махнул через борт грузовика. Я, мол, торговлей не занимаюсь! И был бы таков».
Гошка даже зашевелился под брезентом. Но Елька, словно угадав его мысли, тронула мальчика за плечо: замри, мол!
Вот так попали они в переплет! Собирались прокатиться до поворота в летний лагерь, а машина давно уже выехала за пределы колхоза и мчит их, без единой остановки, по булыжному шоссе к городу. Да еще как мчит-то! Кузов подпрыгивает, кренится то вправо, то влево, борта скрипят, едкая пыль забирается под брезент. Краюхинские корзины разъезжаются во все стороны, Ульяна кричит на Никитку, чтоб тот держал их, и вовсю костит сумасшедшего шофера.
Вот наконец и город. Колеса машины плавно и мягко побежали по асфальту. Замелькал дощатый крашеный забор городской больницы.