Сжавшись, Митька молча смотрел на дорогу. И зачем он только едет в колхоз? Сейчас встретит там ребят, взрослых, тетю Шуру, Николая Ивановича, и ему, сгорая от стыда, придется обо всем им рассказать. Не расскажет он, так это сделает Гошка или Пыжов. А потом попробуй поживи в Клинцах с такой недоброй славой, какую надолго оставил там его отец. Нет, только не это, лучше он сейчас же вылезет из машины и, не заходя в деревню, уйдет в совхоз и поступит там на работу. И с отцом не будет встречаться — видно, надолго разошлись их пути-дорожки.
Митяй потянул Пыжова за локоть.
— Ты что это? Куда? — Гошка, словно угадывая мысли приятеля, схватил его за руку и притянул к себе. — Ты теперь совсем не Кузяев. Ты, как Павлик Морозов, такое сотворил, такое сделал! И никуда мы тебя не отпустим.
Митька молчал.
— А хочешь, давай так, — продолжал Гошка. — Скажем в лагере, что это мы с тобой поросят отыскали. А Семена подвезти попросили.
— А с отцом как быть? — спросил Митька.
— Никак. Мы про него вроде знать ничего не знаем. И про загончик в лесу помолчим.
Митяй с удивлением посмотрел на Гошку и с трудом выдавил:
— Только ты сам говори. Я не могу.
Через несколько минут грузовик с поросятами повернул к летнему лагерю.
МАЯК НАД ЛАГЕРЕМ
В лагере Гошка с Митяем, кроме Александры, застали еще ребят и Николая Ивановича.
Выпустив в стадо привезенных на грузовике пятерых поросят, Гошка рассказал, где они с Митяем нашли их и как Пыжов выручил ребят своим грузовиком.
— И везет же вам! Больше всех поросят разыскали, — завистливо вздохнул Борька Покатилов и попросил Митьку, который молча стоял поодаль, рассказать обо всем поподробнее.
— А чего, там подробнее, — буркнул Митька. — Все так и было. Шли, шли и нашли.
Пыжов с удивлением покосился на ребят и тоже ничего не стал добавлять к словам Митьки.
— Теперь все стадо в сборе, только двух голов не хватает, — сказала Александра и посмотрела на ребят. — Даже не знаю, как и благодарить вас. Такие ли поиски провели... легче иголку в стоге сена найти, чем этих беглецов. В школу, что ли, сообщить про вашу команду.
— Можно и в школу, — согласился Николай Иванович. — И на собрании мы о ребятах доброе слово скажем. Неплохое, мол, у нас в колхозе пополнение растет: молодое, ретивое, неотступное. Как это у поэта Некрасова сказано:
— А мы не одни поросят искали, — сказала Елька. — Нам много людей помогало.
— И это верно, — кивнул Николай Иванович. — Твой лагерь, Александра, вся округа поддерживает. Я вот в газету об этом хочу написать.
В этот же день, к вечеру, в лагерь заявился Ефим Кузяев и притащил в мешке пойманного им в лесу шестого поросенка.
Александра несказанно удивилась и тому, что брат оказался в Клинцах, и тому, что он принес такую ношу.
— Откуда у тебя поросенок? — спросила она.
— Уж будто бы ты и не знаешь, — криво усмехнулся Ефим и рассказал, как сегодня его предал собственный сын: угнал из оврага машину с поросятами. — Видала, каков сынок? На отца, можно сказать, руку поднял. В другое время за такое шкуру спустить мало, а ныне — терпи да помалкивай.
— Вот оно как! — вырвалось у Александры. — А Гошка с Митей по-другому сказывали, будто они сами поросят выловили.
— По-другому?! — Пораженный Ефим отступил назад. — Ишь ты, пожалели меня ребятишки.
— Мало того, что пожалели. Они же тебя от черного дела отвели. — Александра сокрушенно покачала головой. — Эх, Ефим, Ефим, до чего ты докатился! В колхозе чужаком стал, сына забросил. А ведь мы теперь по-другому живем, по правде, по совести. Распрямились, как после дождя. И дышать легче, и силы прибавилось, и вера появилась, что к хорошему идем.
— Слышал, знаю. О твоих делах далеко шум пошел.
— Встряхнись ты, Ефим, одумайся, переломи себя. Не последний же ты человек на свете. И руки у тебя есть, и голова на плечах. Вот и покажи людям, на что ты способен.
— Да и кто ж мне, такому, поверит? Я в грехах по горло завяз.
— Поверят, все грехи спишут, только бы совесть у тебя проснулась.
— Ладно, сестрица, время покажет, — отмахнулся Ефим. — А пока мне все же лучше в город податься, подальше от Клинцов. Вот зашел Митьку предупредить, чтоб он тоже здесь не задерживался.
— Пустые хлопоты, Ефим, — вздохнула Александра. — Потерял ты пока сына... не поедет он с тобой.
— Как это не поедет? Сын все же!