Надо помочь ему! Нельзя допустить, чтобы его растоптали. Неважно, что будет потом, им надо как-то выбраться из этой давки. Неизвестно только как это осуществить. Безвольное тело старого скрипача оказывается невыносимо тяжелым и неотвратимо тянет вниз, словно привязанный к ногам утопающего мельничный жернов. Ханс Хорнер не страдал избыточным весом, но в нем росту метра два. За считанные мгновения они оба оказываются на полу, причем Хорнер, который уже, кажется, не дышит, — сверху. Подняться на ноги — никакой возможности нет. Как же это больно — шпилькой по лицу! Да и ботинком по животу — не легче!
В это время откуда-то, то ли из зала, то ли с балкона на сцену бросают дымовую шашку и зал мгновенно заполняет едкий дым. Паника превосходит все возможные пределы.
Охваченные ужасом люди, сокрушая все на своем пути, бросаются прочь от задымленной сцены прямо в руки легионеров санитарного контроля.
Но у тех, кто упал, не остается ни единого шанса. Новые и новые ноги топчут грудь, живот, руки. Сверху падают все новые и новые тела. Грудь сдавлена так, что невозможно расправить мышцы для вдоха. Впрочем, чем тут дышать? Воздуху нет совсем! Вместо него повсюду едкий дым.
И последнее, что запечатлевает взор до того, как окончательно померкнуть, это изломанный и искореженный, вызывающий смутные ассоциации с гибелью Вальхаллы, стонущий точно живой, концертный орган.
X
Стонущий как живой? Почему как? Это вовсе не орган — это кричит от боли катающийся по земле в бесполезных попытках сбить пламя, облитый зажигательной смесью, человек! Чужая память вновь обжигает жестокой болью, в глазах меркнет от удушающего дыма, легкие сжимает жуткий паралич. Когда же все это закончится? Неужели единственное избавление – это смерть?
— Славка! Ты где?! Ты что, спишь?! Сейчас же вставай и приезжай в универ!
Голос Ленки Лариной, старосты курса, доносящийся из наушника, необычайно сердитый и пронзает голову, точно алмазное сверло. С какого перепугу она так всполошилась? Война с Альянсом у них там, что ли, началась?
Язык заплетается и никакой возможности ответить что-либо вразумительное. Какой к едрене Матрене универ! Лучше бы за энергетиком сгоняла! Как же! Дождешься от нее!
Как же трещит голова! Ну кто сказал, что полезно пить синтетический ликер после бренди! Впрочем, нет, бренди было позавчера. Вчера пили сначала сербелианское игристое на дне рождения у Тесс, потом в «Приюте первопроходца» настойку ванкуверского папоротника и еще какой-то экзотический коктейль на основе сока желтовики. Потом, когда из «Приюта» куда-то слинял их офигительный солист, исполняющий хай вей на электробалалайке под аккомпанемент сякухати, и делать там стало абсолютно нечего, поехали с девчонками в кампус. Вот тут-то и настиг коварный синтетик. Кто, интересно, его принес? Тесс или Джесс? Нет, точно Джесс. Или Джен, впрочем, какая разница.
Гарик все еще дрыхнет. Почему-то одетый и почему-то в трусах поверх брюк. Рядом с ним эта самая Джесс-Джен. Может, последовать их примеру? А? Впрочем, все равно уже разбудили! Энергетиков, конечно, нет. Их вылакали еще вчера, зато на столе среди грязной посуды и остатков вчерашнего пиршества обнаруживается непочатая пачка грейпфрутового сока.
После сока и двух кружек крепчайшего чая в голове как будто бы проясняется. Куда теперь? Вправду, что ли, в универ? Скоро сессия. Хоть разузнать что-то про курсовую да у Ван Ченя долг вытрясти. Но сначала связаться с Ленкой. Что там у них за переполох.
Ленка долго не отвечает. Наконец голограмма нехотя разворачивается, демонстрируя ее хорошенькое недовольное личико:
— Где тебя все еще носит, придурок?! Тут всем прививки делают от синдрома Усольцева. Кто не явится — к сессии не допускают!
Приходится брать ноги в руки, вернее засовывать руки, ноги и все прочее в удачно подвернувшийся глайдер. Лихач вошел в положение, стартанул с места на четверти космической. Ленка поджидает на сачке:
— Ну что, тетеря, опоздал! Медики уже уехали. Иди теперь объясняйся с деканом, а то чего доброго мне влетит.
Интересно, как она себе мыслит это объяснение? Декан — мужик суровый. Обматерит, как последнего щенка, да и подаст на отчисление! Нет уж, лучше как-нибудь потом, когда поостынет. Ленке, конечно, этого говорить не стоит. Все равно не поймет. Лучше улыбнуться пошире, вальяжно поигрывая бицепсами, да приобнять Ленку в лучших традициях обольщения (классная она все-таки телка, хоть и староста курса, а уж фигурка, просто атас).