…Ах, если бы Зеленый Змий мог — и я говорю это после всех протекших лет!
— удержать нас на подобных высотах, то я никогда не желал бы быть трезвым. Но в жизни этой нет свободных вершин…
Зеленый Змий — великан, волшебник, но он такой же раб органической химии, как и мы, смертные. Мы должны платить за всякое нервное напряжение, и Зеленый Змий не может заступиться и отстоять нас от справедливой уплаты.
…Скотти уже начал сдавать и увядать. Он говорил бессвязно, ища слова и не находя их; он даже не мог выговаривать те, которые ему удавалось найти. Отравленное сознание покидало его, глаза его потускнели, и он имел вид столь же глупый, как глупы были попытки его говорить. Лицо и тело его как-то опустилось, как сдалось и сознание его (человек может сидеть прямо только вследствие действия его воли). Ослабевший мозг перестал владеть мускулами; нервные центры уже не действовали. Он захотел еще раз выпить и неловко уронил стакан на пол. Затем, к изумлению моему, он разразился горькими рыданиями, покатился ничком на койку и немедленно захрапел.
Мы с гарпунщиком-продолжали пить, с видом превосходства подсмеиваясь над судьбой Скотти. Мы открыли последнюю бутылку и выпили ее вдвоем под аккомпанемент громкого храпа Скотти. Затем гарпунщик поник на свою койку, а я остался одинокий и непобежденный на поле битвы.
Я был очень горд, и Зеленый Змий был очень горд во мне. Я умел пить — я был мужчиной! Я перепил двух мужчин, стакан за стаканом, пока они не лишились сознания… Познание это стало для меня источником большой гордости в течение последующих лет; в конце же концов обстоятельство это стало источником большого огорчения для меня.
…Однако я воздал судьбе должное. Я проболел дня два, мерзко проболел…
Я клялся, что «никогда больше не буду!». Игра не стоила свеч, и расплата была слишком тяжелой.
…А все же — и тут уже начинается волшебство Зеленого Змия — памятное пьянство на «Айдлере» оставалось ярким бликом, брошенным на однообразие моей жизни… Вот что было важно; алкоголь казался мне отвратительным! Несмотря на это, обстоятельства продолжали толкать меня к Зеленому Змию настоятельно и безостановочно, до тех пор, пока я не стал искать его во всех углах, где только обитают люди, искать его и радостно находить, как благодетеля и друга. А все же я в то же время и ненавидел его. Да, странный друг этот Зеленый Змий!
VII
Мне едва минуло пятнадцать лет, когда я стал работать на жестяной фабрике. Я никогда не работал меньше десяти часов подряд в продолжение многих месяцев.
…Но были и многочисленные случаи, когда работа продолжалась до полуночи. Были также исключения, когда я работал не переставая в течение восемнадцати и двадцати часов. Раз я стоял у машины своей непрерывно тридцать шесть часов подряд. Бывали целые недели, когда работа не кончалась раньше одиннадцати часов вечера; я тогда возвращался к половине первого ночи; меня будили в половине пятого; я должен был одеться, позавтракать и дойти до своей машины к семичасовому свистку.В таких случаях нельзя было отдавать ни одного момента на чтение моих обожаемых книг. Имел ли место Зеленый Змий в жизни напряженного и стоического труда пятнадцатилетнего мальчика? Конечно, имел. Я сейчас объясню вам, каким образом. Я спрашивал себя. Неужели весь смысл жизни в том, чтобы быть рабочим скотом? Я знал, что ни одна лошадь в Оклэнде не работала столько часов подряд, как я. Если в этом одном состояла жизнь, то она совсем мне не нравилась. Я знал лишь один способ спастись от убивающего душу труда: надо выбраться с фабрики и добраться до воды. Надо зарабатывать себе хлеб на воде. Пути заработков на воде неукоснительно приводили к Зеленому Змию; но я этого не знал…
Я посетил мамми Дженни, мою старую няньку, кормившую меня своей черной грудью. Обстоятельства ее были лучше, чем обстоятельства моей семьи. Она ходила за больными и получала приличное еженедельное жалованье. Даст ли она своему «белому ребенку» денег? Даст ли она? Да, все, что принадлежит ей, — мое!
Тогда я разыскал Француза-Франка, устричного пирата, по слухам, желавшего продать свой шлюп «Раззль-Даззль»… Он вышел на палубу, чтобы поговорить о сделке; он был согласен продать, но не сегодня, в воскресенье. Кроме того, у него сидят гости. Он напишет к завтрашнему дню запродажный лист, и я тогда вступлю во владение. Пока что я должен спуститься вниз и познакомиться с его друзьями. У него были две сестры, Мейми и Тесе, и мистрисс Хадлей, сопровождавшая их; затем Виски Боб, юный шестнадцатилетний устричный пират, и Паук Хилей, черноусая верфяная крыса лет двадцати. Племянница Паука Мейми называлась королевой устричных пиратов и иногда председательствовала на их кутежах. Француз-Франк был влюблен в нее, но я не знал тогда, что она упорно отказывалась выходить за него замуж.
Француз-Франк налил стакан красного вина из большой бутыли, собираясь запить нашу сделку. Я вспомнил о красном вине итальянского ранчо и незаметно содрогнулся. Виски и пиво были все-таки не так противны. Но королева устричных пиратов смотрела на меня, держа в руке наполовину опорожненный стакан. Я был самолюбив, мне было всего пятнадцать лет, и я не мог показать себя менее мужественным, чем она… Разве я был мальчишкой, у которого молоко не обсохло на губах? Нет, тысячу раз нет, тысячу стаканов — нет! Я мужественно опрокинул вино в горло.
Я наслаждался так, как никто из них не мог наслаждаться. Находясь в этой атмосфере богемы, я не мог не сравнивать настоящую картину с картиной предыдущего дня, когда я в жаре и духоте сидел у своей машины, бесконечно повторяя свою привычную серию механических движений с высшим напряжением скорости. Теперь же я сидел со стаканом в руке в согревающей атмосфере товарищества с устричными пиратами, искателями приключений, отказавшимися от ига пошлой рутины и держащими и жизнь, и свободу в собственных руках. Зеленый Змий был причиной счастливого случая, благодаря которому мне пришлось присоединиться к этой веселой компании свободных душ, самостоятельных и отважных…
VIII
Мы встретились для окончания сделки ранним утром в понедельник в «Последнем Шансе» — питейном доме Джонни Хайнхольда, помещении, где, конечно, производились сделки взрослых мужчин. Я заплатил деньги, получил запродажный лист, а Франк угостил меня вином. Я подумал, что, по-видимому, таков обычай, вполне логичный, требующий, чтобы продавец, получающий деньги, спрыскивал сделку в том учреждении, где она имела место. Но, к удивлению моему, Франк угостил и содержателя бара. Мы с Франком пили, и это казалось справедливым. Но зачем же приглашать Джонни Хайнхольда, владельца бара, прислуживавшего нам за прилавком? Выходило так, что он получал выгоду с вина, которое он сам пил. Ввиду того, что Паук и Виски Боб были товарищами по плаванию Франка, я понимал, что их можно было угостить, но зачем же угощать крючников Билля Келлей и Кеннеди?
Тут был еще Пат, брат королевы, так что всех нас было восемь человек. Было еще совсем рано, но все заказали себе виски. Что мне оставалось делать в компании взрослых людей, пивших виски? «Виски», — заказал я с равнодушным видом человека, уже тысячу раз делавшего подобный заказ. Что это было за виски! Я быстро проглотил его. Брр! Я до сих пор помню его…