К входу в пещеру он приказал подвести орудия, специально доставленные из крепости на случай длительной осады.
Крестьяне шли в гору, уныло понурив головы, скрежеща зубами от бессильной злости. Некоторые молились, чтобы Зелимхану удалось благополучно вырваться из окружения. А были и такие, что посмеивались над всей этой шумихой, уверяя, что царским солдатам никогда не поймать абрека, так как он в дружбе с джинами.
Непривычные к этим местам и наслышанные о Зелимхане солдаты и казаки поднимались по крутым склонам настороженно, выставив вперед винтовки. Каждую минуту они ждали, что сейчас грянут выстрелы и, выкрикивая мусульманские проклятья, на них, бросится сам страшный абрек.
Пройдя этак с километр, процессия попала в плотный туман. Вокруг стояла жуткая тишина. Впереди из тумана выступали то полуразрушенные башни, то старые могилы...
Подойдя к пещере, люди остановились, отдельные смельчаки из крестьян вошли туда и вскоре вышли, разводя руками: мол, пусто там. Среди чеченцев шепотом пошел разговор, что абрека унесли горные духи.
Солдаты и казаки входить в пещеру воздержались. Тогда здесь же, у входа, начальники собрались для короткого совещания: надо было решить, что предпринять дальше. И вдруг гулко прозвучал выстрел, и старшина Адод, охнув, ничком упал у ног пристава Сараева.
Сразу возникла паника, началась беспорядочная стрельба. Все стреляли в пещеру, а Зелимхан сделал еще четыре выстрела и умолк.
К вечеру Моргания послал донесение генералу Михееву: «Зелимхан окружен моими войсками в Харачоевских горах. Перестрелка продолжается. С нашей стороны убито двое, ранено трое». Однако, увидев бесполезность такой стрельбы, полковник распорядился: оцепить берлогу абрека тремя рядами солдат, на выход из пещеры навести орудие и взять «злодея» измором.
Отдав это распоряжение, начальник округа уже поздно ночью вернулся в Ведено и по телефону похвастался генералу. «Зелимхан у меня в кармане», — заявил он.
Утром на рассвете стрельбу возобновил уже сам Зелимхан. В бурке и папахе, высунувшись из пещеры, он открыл частую и меткую стрельбу по солдатской цепи. В ответ на него посыпался град пуль, а он все стоял, как заговоренный. Но вот все увидели, как, сорвавшись с утеса, Зелимхан в развевающейся бурке полетел вниз.
— Убили! Убили!.. Ура-а, ура-а!.. — закричали солдаты, устремляясь в ущелье, куда упал абрек. С минуту все стояли в отдалении, не осмеливаясь подойти к убитому. На всякий случай дали по нему несколько залпов, но когда первый смельчак подошел поближе и носком сапога откинул бурку, под ней оказалось обыкновенное бревно, на которое были аккуратно натянуты черкеска и папаха из овчины.
Некоторое время все стояли, с недоумением разглядывая бревно. Наконец один из офицеров, выйдя из оцепенения, крикнул:
— Всем разойтись! По местам!.. Окружайте пещеру!
Но было уже поздно. Спустившись по другую сторону горы, Зелимхан ушел, перейдя через узкую речку, мимо двух солдат, которые не двинулись с места то ли от страха, то ли не желая ввязываться в это опасное дело.
Когда в аул Харачой, где с утра находился Моргания, прибыл растерянный пристав Сараев, полковник встретил его нетерпеливым взглядом, но после первых же слов заорал:
— Сволочь! Изменники!.. В Сибирь всех загоню!..
Бек Сараев стоял, хлопая глазами и не находя слов для объяснения.
— Где Кибиров? — спросил полковник, топнув ногой.
— Там, наверху, ваше высокоблагородие.
— Я надеюсь, он снарядил за этим разбойником погоню?
— Куда? — уныло спросил Сараев.
— Куда хотите, но найдите его сейчас же! Он не мог далеко уйти! — кричал Моргания. Полковника мучил вопрос: «Что скажет он генералу Михееву? Скандал какой! Ведь поднимет на смех, загонит еще дальше Чечни после такого провала!»
Возвращаясь в Ведено, Моргания увел из Харачоя большую группу заложников для отправки в Сибирь.
18.
Гром загремел совсем близко, и эхо прокатилось над аулом. Женщина подошла к окну и тревожно покачала головой.
— О аллах, смилуйся над нами, не пошли нам града. И без того плохие всходы. Если упадет град, ничего не соберем.
Будто вняв молитве, блеснула молния, и по молодым листьям деревьев зашуршали крупные капли дождя. Небо насупилось, в комнате потемнело, воздух стал влажным и сырым.
Со двора донеслись чьи-то шаги. Женщина с тревогой взглянула на мужа, сидевшего за молитвой, и вышла из комнаты. Хозяин, окончив молиться, словно умываясь, провел руками по лицу и встал.