* * *
Старосунженцы были крайне удивлены появлением такого большого количества солдат в своем ауле. По этому поводу ходили разные слухи: одни говорили, что они прибыли для охраны, начальства, приехавшего погулять у старшины, а другие уверяли, что их привел в аул след воров, ушедших с крупной кражей. Ведь солдаты окружили не только базар, но заняли все выезды из аула.
— Ну, отсюда они у меня не уйдут. Обыскать все дворы и дома, задержать каждого подозрительного! — распорядился Дубов.
Однако самые тщательные поиски в домах крестьян и на базаре ничего не дали. И кого только не было на этом шумном базаре: мелкие торговцы в разнос из персов и казы-кумыков, горские евреи с обувью из самодельной кожи, от которой на весь базар несло приторной кислятиной, аварцы и цумадинцы, приехавшие издалека на своих ишаках для покупки зерна, бойкие приказчики грозненских и урус-мартановских купцов с мануфактурой, торговцы скотом, зерном и луком, среди которых воровато сновали цыгане с назойливой просьбой «позолотить» руку. Самое же трудное для солдат заключалось в том, что все эти люди, толкавшиеся на базаре, уж больно походили на крестьян-чеченцев.
Солдаты, получившие приказ никого из подозрительных с базара, не выпускать, стояли, разинув рты, пожирая глазами жирные говяжьи и бараньи туши, висевшие в мясном ряду, заглядываясь на пестрые шелка и ситец, которые бойко отмеривали приказчики. «Эх, кабы послать отрезик хозяйке на платье!» — явно мечтали они.
Дубов издали наблюдал за офицером, который с пристрастием допрашивал показавшегося ему подозрительным горца на отличном породистом коне. В это время из соседнего двора вышел нищий, длинной палкой отмахиваясь от стаи злых собак. Нищий смело подошел к полковнику и нагло попросил милостыню. Едва он отошел, к Дубову протискался второй нищий, еще более бесцеремонно заклянчивший у него копейку.
Эти наглые приставания переполнили терпение начальника округа.
— Старшина, это что за безобразие? Уберите этого оборванца, — заорал Дубов. — Что у вас все село из нищих, что ли?
— Господин полковник, простите. Живем рядом с городом, все они оттуда идут, разве их удержишь, — отвечал старшина, отгоняя нищего от почтенного гостя.
— Откуда бы они ни шли, нечего подпускать их ко мне! — полковник брезгливо разглядывал свой рукав, за который только что хватался нищий.
Дубов еще долго раздумывал над тем, какую заразу можно заполучить на этом проклятом южном базаре, пока к нему не подошел офицер, весьма многозначительно зашептавший что-то ему на ухо.
— Что-о? — у начальства бешено забегали глаза. — Под видом нищих?! Ушли?..
— Так он говорит, ваше высокоблагородие, — офицер показал на тучного чеченца, стоявшего рядом с ним.
— Сейчас же организовать погоню. А ну, побыстрее!
— Солдаты, за мной! — скомандовал офицер, вскочив на коня. Дробно застучали подковы, и отряд всадников в карьер вынесся за пределы аула.
Через час-полтора на взмыленных конях солдаты с виноватыми лицами стали возвращаться на базарную площадь, где в своем фаэтоне восседал разъяренный начальник Чеченского округа.
А в это время Зелимхан с Саламбеком из Сагопши, счастливые обретенной свободой, шли по лесу, который начинался за Старой Сунжей. Густые эти леса вели в горы.
9.
Весть о том, что Зелимхан бежал из грозненской тюрьмы и находится на воле, больше всех испугала сына мехкетинского старшины Успу.
Так и не добившись от Зезаг реального подтверждения своих супружеских нрав, он решил, пока не поздно, выйти из игры, а именно снова жениться. С этой целью он поспешно отправился в Ведено свататься к дочери тамошнего купца. Здесь ему порассказали много подробностей о побеге опасного харачоевца, и он, полный ужаса, поспешил к Чернову.
— А-а, это ты, Успа. Заходи. Ну, рассказывай, ты, видно, не в духе. Случилось что-нибудь? — с наигранной любезностью встретил его пристав, делая вид, что ничего не знает.
— Да будет счастливым ваше пребывание на земле, Иван Степанович. Я по серьезному делу, — Успа низко поклонился Чернову, но вид у него был испуганный, он все время опасливо оглядывался на дверь, словно за ним гнались.
— Ну, что же произошло? Подойди поближе, сядь сюда, — Чернов показал на стул, стоявший перед мрачным письменным столом.
— А вы разве ничего не знаете, Иван Степанович? — Успа с обреченной миной покорно присел на стул и, сняв папаху черного каракуля, пристроил ее на колене.