˗ Это ещё не самые важные. Важные попозже будут, если осмелятся, ˗ не уставал деловито пояснять Егорка.
˗ Откуда ты всё знаешь-то?
˗ Ой, так не первый век уж с Ромусом живу.
Народу и техники у провала прибывало. Начинали вкапывать столбы, тянуть колючую проволоку, ставили вышки, вешали светильники-дальнобои. Послушав разговоры, Ортём с Егоркой уяснили ˗ никто ничего там не понимал и что делать толком не представлял. Только решили заумников разных позвать, а пока всем говорить, будто газ подземный взорвался. Ха, это ж надо ˗ газ… ничего умнее придумать не могли. Ну это и не важно теперь, без них уже придумано-решено всё… Ну или совсем скоро обдумано-определено будет.
˗ Ну всё, Тёмка, почитай уж полчаса толкёмся, нечего тут больше делать. Эти долго ещё копошиться будут, а всё одно ничего не скумекают. Надо город искать, он недалёко отседа должен быть. Поглядим, что там твóрится.
Город нашёлся верстах в тридцати от провала, оказался Москвой и там пока было спокойно… А на следующий день, прямо с утра, посыпал мелкий дождик и моросил до обеда. Потом выглянуло солнышко. И на второй день то же, только перед дождиком густел-стелился с ночи плотный туман. И на третий день ˗ туман, дождичóк, солнышко. И четвёртый день был похож на третий так же, как пятый на четвёртый. И так было повсюду, Ортём нарочно проверил по подсказке домовика. К шестому дню по всему Миру сравнялась температура и замерла на отметке плюс 37… (это ж сколько… почти 33 полных градуса-мерки по нашему-то будет)… И влажность к этому сроку установилась ого-го какая. Лишь на макушках-полюсах всё время я́снелось-не хмурясь и грязновато белели, совсем не тáя, неровные плямбы ледников.
˗ Да-а, пáрно у них там было, ˗ не давал о себе забыть сущ, ˗ ты мотай-мотай.
На восьмой день в городе обнаружились пушистые зелёные лоскуты. Хотя появляться-то они начали скорее всего раньше, но внимания к себе до этого не привлекали. А теперь их не заметить было просто никак невозможно. Свеже зеленеющие заплаты расползались по дорогам и крышам, цеплялись за ограды и стены домов, пытались забраться в закрытые окна и двери. Их принялись жечь, чем-то поливать, шкрябать и вырезать, но, казалось, этим только умножали разрастание слоевика. Привычный уклад-обиход всё больше тонул в нарастающей неразберихе и бестолковой сумятице.
… А ещё через неделю начали зеленеть люди. Самых первых ещё с воем отвозили в лечебни, но озеленение шло так быстро, что местá там закончились уже через пару часов. Остальных разогнали по домам и на улицах остались редкие неуклюжие фигуры в защитных костюмах. Впрочем, и они быстро пропали… Через день-два людины стали осторожно выходить из своих убежищ, уже все, как один, позеленевшие. Немного пограбили-порастаскивали продавальни, немного пожгли, немного подрались-постреляли. Но горело при такой влажности плохо, больше дымило и быстро тухло, да и разгульство длилось недолго и без особого задора. Кое-где ещё пытались организовать очаги порядка, раздавали еду, воду, какие-то пакеты, только и это скоро прекратилось. Всё замирало прямо на глазах. Зелёный люд вяло бродил без видимой цели, стараясь уже с утра выйти в туман, не прятался от дождя, а потом и вовсе слонялся полными сутками, даже не думая возвращаться к себе домой.
А вскоре началось омохначивание. Зеленовики вдруг просто оседали на землю и оставались лежать, слабо шевелясь и слегка подёргиваясь. Проходившие мимо неохотно их огибали или просто перешагивали, даже не пытаясь помочь. Немного погодя и ходить-то уж было негде, и оглоушенные зеленовики валились вповалку, сплошным ковром, как придётся. И почти сразу, вперёд из ушей, рта и носа, а следом и по всему тулову пробивалась у них нежная пушистость. Разрастаясь, густея и опушаясь всё больше, покрывала-укутывала всего бывшего человека целиком.
Через три… или четыре дня ˗ Ортём немного сбился прыгая по Миру, возвращаясь обратно, да то и дело отвлекаясь на подсказки-замечалки домовика ˗ замершие было моховики снова зашевелились и один за другим начали неуверенно подниматься. Цветом от жёлто-зелёного до тёмно-глубокой, с отливом, зелени, они вразнобой вставали-выбирались из мохрово-бугристых завалов, открывали оранжевые глаза и немного постояв, покачиваясь и перетоптывая потолстевшими ногами, принимались ломать-крушить всё, что оказывалось поблизости. Поначалу работа шла не ходко ˗ моховики выглядели неуклюжими, частенько спотыкались и падали, а когда их ˮпроснулосьˮ побольше и вовсе почасту мешали друг другу. Но скоро приловчились, толково разбрелись, по случаю ухватывали кто ломовню, кто молот потяжелее, а кто и просто палку-железяку поувесистей, и дело у них наладилось. Силища-то у них оказалась немалая. А среди ширившегося погрома потерянно слонялись совсем уж редкие и почему-то неолохмаченные зеленовики.