Пролог
С квартирой им повезло. Трешка.
– Да и ЖК совсем новый, – удивилась Леночка. – Вот это бы, конечно, сменить… А тут закрасить.
– Вика, – позвал отец. – Чего стоишь? Выбирай себе комнату.
Самую лучшую. Самую просторную. С большим одностворчатым окном и до гостиной растянутым балконом.
– Нравится тебе? – спросил отец.
Ей не нравилось. Ни когда смущенные наготой стены оделись в шероховатый толстый винил, ни когда мама согнала в кучу чей-то чужой неинтересный хлам, ни когда заехал диван, новый, со сливочной обивкой, запеленутый в пленку.
Мыли, собирали, выкидывали, долго-долго листали пухлые каталоги мебельных магазинов.
– А как тебе вот этот? – спрашивала мама.
– Нормально, – попугаем повторяла Вика.
Нормально. Нормально. Нормально.
В детстве она почему-то любила переезды. Они представлялись как дрожь солнечных лучей в пятнистых от ее пальцев окнах пустых комнат. Как мамины сосредоточенные, спешащие движения. Как очередная «Лента» в очередном городе, где она сидит, пухлощекая и довольная, в металлически потрескивающей тележке и ошеломленно взирает на бегущие ряды стеллажей. «Чего ты? «Киндер» или мармеладки тебе взять?» В детстве оно было проще. Безболезненнее.
Сейчас было не детство. Щемяще, нестерпимо хотелось назад, домой. 3400 км от точки А до точки Б – больше, чем, например, от Варшавы до Парижа. Да и никакого дома тоже больше не было.
«Как ты там, мать?» – пришло ВК от Светы.
«Обустроились?»
«Какую-то мебель еще только заказали»
«На днях заезжаем в служебку»
«Хочу назад»
«Школу новую нашли уже?» – шустро переключилась подруга.
«Да. Мама что-то нашла»
«Но еще туда не звонила»
Через сутки привезли разом и будущую родительскую кровать, и пока неразборчивые атрибуты запланированной гостиной.
– Завтра здесь уже будем ночевать, – объявил отец.
Где-то в промежутке между нескончаемым разбиранием чемоданов и нескончаемой же уборкой Вика выскочила на балкон. Шестнадцатый этаж. Такое же громоздкое, с сотами горящих окон чудовище напротив.
Внизу детская площадка. «Пасуй! Ну же! Пасуй!» – кто-то все ведет, перекидывая из руки в руку, прыгучий мяч. Быстро-быстро чьи-то икры в шортах. «Ааааа!» – визгливое детское.
Справа в дежурной тесноте дремлют машины. Только их на 24 номерах. Только их.
Мысль поскреблась где-то внутри и вдруг добралась до главного: они не вернутся. Это все правда. Не сядут в авто, не загрузят назад дорожные сумки. Не…
Никогда больше она не пойдет в родную гимназию. А ее письменный стол, недавно подчистую забитый учебниками, настолками, их со Светой улыбчивыми фотографиями, обживается теперь у кого-то чужого.
А ведь всего неделю назад на ласковом небосклоне судьбы не водилось ни облачка.
Глава 1
Они ей просто не сказали – не хотели спешить.
Переменчивый дрожащий шепот в родительской спальне. Цокнувший, тут же оборванный коридорный выключатель, успевший моргнуть иррациональным слепящим светом. Двенадцатый час. Беззвучная мамина походка и проплывшая следом пузатая тень отца.
Они долго сидели на кухне, сокрытые безголосой бархатной ночью, и тихо-тихо перешептывались за некогда преданной забвению бутылкой крымского. Вика, им казалось, безмятежно считает сны. Она же справится, наша девочка? Она же такая взрослая…
Цок – грустный вскрик бокала. «Лен, ну вот – пролила. Как всегда».
Этот снисходительный тон, и Леночка, как располневшая кошка, нескладно заваливается ему на колени.
Тишина предательски доносит Вике неразборчивое щебетание и легкие короткие смешки. Как дети ей-богу. Что, интересно, отмечают?
«Мы домой – тараторит Леночка в родную щетинистую щеку. – Мы возвращаемся домой!»
Последний учебный год стартовал 2 недели назад. И им полагалось только наслаждаться.
Прийти глубоко за полдень, после восьмого урока. Чуть-чуть усталой. Избавить от учебников хорошенький кожаный рюкзак, себя – от чопорной формы. Ответить на Светино сообщение – будто в школе не наболтались! Плюсануть в беседе класса на идею пойти в театр.
– Вика, кушать будешь? – из кухни.
– Да, мам! Сейчас!
Прошествовать за стол, листая дурно отфотошопленные афиши с безнадежно несвежими Ромео и Джульеттой. Тут перед ней явилась тарелка супа и совсем близко – мамино расплывшееся, будто подтаявшей формы лицо. Она присела напротив: