«Миленько там у тебя».
Светин телефон прогрузил сперва собственноручно подаренный ночник-лису, Вику в газетном треугольнике – папа сложил – и с валиком: признанная удачной фотография улетела в Нельзяграм. Бессонный двор с панорамного балкона (рисованный призрак на стекле – высокая худосочная девица с темно-русым хвостом). И наконец сам Эльск, застигнутый на пике взбитого облаками рыжего заката, кудрявый от зелени, бегло сочетающий на холмистом холсте румяные краснокирпичные комплексы, поигрывающие с солнцем купола и угловатых советских чудовищ.
«А красивый город», – заключила Света.
Тут общей лоджией решил воспользоваться обрюзгший праздный курильщик, и закат пришлось уступить ему.
«Красноярск мне, конечно, больше нравится»
«Но признай, город красивый», – цокало одно за другим.
«А я и не спорю», – отозвалась Вика.
«Красивый»
Как жаль, что красивый не значит родной.
«В любом случае мне остается только к нему привыкнуть».
«Мать, да ты драматизируешь», – отбила Света.
«Вот закончишь 11 и вернешься».
«Поступим в один уник, как хотели».
«Переезд – не конец света».
«Мне бы твой позитивный настрой», – спешно отправила Вика.
«Вернусь, конечно».
«Перетерплю этот год и вернусь», – пообещала и Свете, и самой себе.
А наутро началась новая жизнь.
Глава 2
Будучи городом областным и образцово-показательным, Эльск имел в 10 минутах езды преотличную гимназию. Та, увы, давно и безнадежно укомплектовала все три одиннадцатых класса. Да и вообще: «Мы, женщина, к вашему району не относимся. Сходите лучше…» Леночка положила трубку.
– Сюда? – переспросила Вика.
– Сюда, – подтвердила мама.
Из глазастых выбеленных рам взирала та самая русская пустота, немая, страшная, разнесенная торопливой инфекцией советской архитектуры.
В сыпи крупных выбоин ступеньки. Красное, как пионерское знамя, забытое с 1 сентября «Добро пожаловать» под цементной монобровью крыльца. Щербатый рот вахтерши, копировавший в точности улыбку Викиной новой жизни.
– Школа у нас хорошая, – хрипло заявила классная руководительница Вики, она же – Надежда Викторовна, маленькая мужеподобная женщина с рельефными, геометрически ровными линиями морщин.
– Всем… всем нравится, – рассказывала она.
Хмурая библиотекарша молча составляла перед ними косую башенку учебников. «Химии нету. Сами купите», – бросила и отвернулась назад в свои никому неизвестные дела.
– Ребята… Ребята у нас тоже все хорошие. Пойдем-пойдем, я тебя провожу. Вот сюда вот… У них сейчас алгебра, а потом я. Я физику веду и геометрию. Следующим физика. Видишь?
Пухлый палец – жезл регулировщика в расписании единственного одиннадцатого класса.
– Четвёртый кабинет – кабинет физики, – разъяснила классная, словно Вика не умела читать.
– Я спрашиваю строго, со всех, – предупредила и прибавила – но справедливо… Мне мама твоя сказала, что ты девочка хорошая, отличница. Ты физику сдаешь?
– Сдаю.
Невидимые каблучки Викиных балеток неспешно отбивали за Надеждой Викторовной по темному, как туннель, коридору.
– Хорошо-хорошо. У меня все, ВСЕ сдают физику, – зачастила классная. – Если у тебя мозги хорошие, то сдашь… Хорошо сдашь. Я тебе помогу.
Грузно переваливаясь с одной ноги на другую, будто какой-то мультяшный персонаж – чисто низкорослый однобровый гоблин в своих пещерных владениях, Надежда Викторовна оставила ее в ослепительным квадратике света.
– Вот кабинет алгебры. Всё, я побежала. А то меня седьмой класс ждёт. Ты не боись! – радостно и по-свойски посоветовала. – Класс у тебя хороший.
Тут-тук на вдохе. «Здравствуйте» на выдохе.
– Здравствуйте. Вы заходите-заходите! Чего стоите?! Урок же идет! – пристыдила математичка. – Садитесь пока на первую парту.
В обозначенном месте, в третьем ряду, рядом с вытянутым вверх щуплым кучерявым пацаненком восседал только его портфель.
– Игорь, ну не тяните время! – она была потрясающе педантична, эта математичка. – Убирайте свой баул!
А еще неприкрыто, контрастно неуместна – уже немолодая, очень ухоженная, в безукоризненно сидящем белом костюме. Тот словно приманивал к ней ненавязчивый, кружевными занавесками укрощенный свет.
Всё остальное, впрочем, сочеталось: коричнево-рыжие волны линолеума, прихрамывающий учительский стол с трогательно подложенной вниз бумажкой, танцевальная расстановка вправо-влево разошедшихся парт, за которыми дремали 14-15 человек. Негусто однако.
Снизу выглядывали многочисленные джинсовые ноги, одиноко разбавленные чьими-то эластиковыми брючками и – совсем недопустимо – черными в катышках спортами. Сверху рубашки клетчатые, футболки белые, футболки цветастые, отвратительная кислотная толстовка. Под Викиной снежной блузкой моментально набух в щеки отдающий стыд. Никто не предупредил. Даже мама.