— Папа, он только что выпил большой стакан вина.
— Неправда! — закричал Гюстав. — Врунья! Грязная корова! Это неправда.
И он громко рассмеялся, потому что вино уже забродило у него в голове. Веселость Гюстава привлекла к нему внимание; губы его были перепачканы, а бутылка все еще оставалась у него в руках.
— Это глупо, — сказал ветеринар, — от такой дозы ребенку будет дурно.
Оноре взглянул на сына и забеспокоился: щеки мальчика налились кровью.
— Может, сейчас ему лучше пойти поблевать, — сказал он.
Слово это было неприятно Элен; Антуану, следившему за выражением лица матери, стало неловко, и он рассердился на своего дядю Оноре. Хотя сам дядя даже не подозревал, что в его словах прозвучала какая-то непристойность, и если бы ему дали это понять, он был бы расстроен.
— Худа от этого никакого не будет, — согласился Деода, — а лучшего средства для того, чтобы очистить желудок, просто не придумаешь.
Оноре вывел мальчика во двор и сунул ему в рот пальцы. Оттуда до ушей сидящих за столом донеслись сначала звуки икоты, а потом звуки спасительного извержения.
— Вот и все, — сказал Деода.
Он был рад, что все прошло наилучшим образом. «А то ведь не всегда даже и получается, — заметил он, — есть люди, которые тужатся-тужатся, а у них ну никак». Элен побледнела, а Фредерик, отказавшись от утки, подал знак Жюльетте, что идет в ригу. Найдя его там, она закрыла не торопясь за собой дверь и положила руку ему на плечо. Она была выше его ростом, и Фредерику, чтобы поцеловать ее в губы, пришлось вытянуть шею. Она оставалась неподвижной и как-то безучастно отнеслась к пылу юноши, отчего тот немного робел; рука его нерешительно приблизилась к ее груди, потом, ладонью коснувшись острого кончика, сжала ее. Жюльетта, казалось, даже и не заметила этого, Фредерику хотелось увести ее в глубину риги, но, чувствуя сопротивление, он не осмеливался слишком явно показывать свои намерения. Он старался двигаться почти незаметно, шаг за шагом. Ему удалось продвинуться на несколько метров, когда Жюльетта, обхватив его руками, прижала его к своему животу, к груди, к щеке. Ногами она обхватила одну из его коленок и, приложив губы к самому его уху, очень тихо сказала ему:
— Фредерик, я хотела бы, чтобы ты был Ноэлем Малоре. Я хотела бы, чтобы ты был Ноэлем.
Почувствовав себя униженным, Фредерик захотел высвободиться и откинул голову назад. Она прижалась к нему еще сильнее и внезапным движением вернула назад удалявшуюся от ее губ голову.
— Ноэль, ты был бы Ноэлем, а?
Из гордости он все еще отбивался, но объятие Жюльетты пьянило его, и когда он почувствовал ее губы на своих губах, сдался.
— Я Ноэль, — сказал он сердитым, но нетерпеливым голосом.
— Ноэль? — повторила Жюльетта.
Резким движением она запрокинула его тело назад и, склонившись над лицом юноши, посмотрела на него слегка шальными глазами. Потом улыбнулась и мягко оттолкнула юношу:
— Я глупая, мой маленький Фредерик. Иди, оставь меня, пойдем отсюда.
Фредерик стоял, опустив руки, хотел сказать что-нибудь жестокое, но разрыдался. Жюльетта достала у него из кармана брюк носовой платок и промокнула ему глаза.
— Ну, миленький, не надо больше плакать. Я не хотела делать тебе больно, я сказала это не нарочно, ты же знаешь. Я больше не буду тебе об этом говорить…
Он разрыдался еще сильнее. Жюльетта обхватила шею юноши, отвела его в глубину риги и, присев рядом с ним на пшеничные снопы, стала баюкать его и гладить щеки. Она тихо говорила ему:
— Не плачь, мой маленький Фреде, я тебя тоже люблю, ты же знаешь. Ты всегда сможешь целовать меня и дотрагиваться до меня сколько хочешь… но только не надо больше плакать; пора уже возвращаться, а то дядя Фердинан начнет нас искать. А немного попозже сегодня ты меня еще поцелуешь, идет?
Фредерик попытался улыбнуться, и когда Жюльетта захотела встать, удержал ее:
— Это правда, что ты любишь его, этого Ноэля?
— Не знаю, я сказала это не думая. О! Нет, ты знаешь, я совершенно не думала… Я даже не знаю, что это на меня вдруг нашло.
Когда Фредерик вернулся за стол и сел рядом с Жюльеттой, ветеринар забыл посмотреть на часы, чтобы проконтролировать, сколько тот отсутствовал. Наклонившись над столом, он тряс подбородком и невнятно бормотал:
— Что… что… вы в этом уверены?
Деода, сообщив новость, уже собирался уходить. Стоя позади стула, он спокойно ответил:
— Я же вам говорю. Анаис распечатала письмо прямо у меня на глазах: завтра малышка приезжает сюда.