— Спасибо, ходжа,— сказал Шахин, грустно улыбаясь,— только что мы теперь должны предпринять? Я не привык к таким делам...
Афиф-ходжа поднялся.
— Прежде всего вышвырнем отсюда шлюху. Это дело предоставь мне.
Ходжа впереди, Шахин за ним, держа лампу в руке, вошли в комнату. Женщина по-прежнему лежала на диване, закрыв глаза, изображая глубокий обморок. Ходжа подошёл к ней и грубо крикнул:
— Эй, ты!.. А ну-ка вставай!.. Женщина не шелохнулась.
— Тебе говорят, шлюха! Поднимайся! Быстро!.. Шахин не успел опомниться, как Афиф-ходжа отвесил непрошеной гостье две звонких пощечины. Женщина мгновенно вскочила и бросилась на ходжу, обливая его площадной бранью. Если бы не вмешательство Шахина, они наверняка бы сцепились и разодрали друг друга в клочья. Женщина неистовствовала. Совсем недавно она уверяла, что не в состоянии пошевелить пальцем, а теперь с ней не могли справиться двое мужчин.
— Ах ты сводня стриженая!.. — в неистовом гневе вопил Афиф-ходжа. — Мало тебе наших юнцов совращать, — так ты хочешь опозорить достойных мужей. Клянусь аллахом, вечным и всемогущим, разорву тебя на куски...
Женщина не унималась, она налетала на ходжу, продолжая ругаться самыми непристойными словами. Слава богу, около школы не было жилых домов, а то сбежался бы весь квартал, несмотря на ночное время.
Кое-как, с превеликим трудом Шахину-эфенди и Афифу-ходже удалось выпроводить женщину из школы.
Дверь захлопнулась, но с улицы ещё неслись отборные ругательства. Тут ходжа пришёл в ярость. Он схватил палку и выскочил на улицу. И если бы он поймал в тот момент женщину, то не миновать ей смерти или увечья. Но, пробежав всего несколько шагов, ходжа споткнулся о камень и растянулся на земле, ободрав колено и руки, а самое печальное — разорвав шаровары.
Афиф-ходжа не желал больше возвращаться в школу.
— Брат Шахин-эфенди, эти негодяи и подлецы считали меня своим сообщником и хотели использовать в своих гнусных целях. Однако слава аллаху! Всевышний раскрыл мне глаза. Позволь мне уйти, я должен сказать им несколько слов.
Шахин-эфенди схватил ходжу за руку.
— Боюсь, что несколько слов, которые ты хочешь сказать им в столь поздний час, дадут такой же результат, что и разговор с этой злосчастной женщиной. Зайди лучше в дом,— настаивал Шахин,— передохнёшь, выпьешь кофе, успокоишься.
Потирая нывшее колено, с грустью поглядывая на порванные шаровары, ходжа вздохнул.
— Ну как я могу у тебя кофе пить? Какими глазами на тебя смотреть?
— Не надо, не говори так. Я теперь перед тобой в неоплатном долгу. Ты не только мою честь спас, но и доказал, что ты справедливый, совестливый человек. Нет теперь между нами никаких недоразумений. Тебе говорили, что я безнравственный вероотступник и безбожник. Ты убедился, сам видел, как на меня клевещут! Ну, а насчёт моего неверия... думаю, у тебя нет никаких доказательств... Будь справедлив!.. Скоро год как вместе работаем. Слыхал ли ты, чтобы я сказал товарищам или детям хоть одно слово против веры, против обрядов?..
Шахину-эфенди удалось ввести ходжу в дом, усадить в кресло, потом он запер дверь, приготовил кофе.
Около двух часов длился разговор по душам. Шахин прекрасно понимал, что Афиф-ходжа из тех людей, которые легко подпадают под влияние других и живут чужим разумом. Ему уже бесполезно внушать передовые мысли и идеи,— возраст не тот. Но если завоевать его доверие, можно заставить его работать на пользу общего дела. Долго Шахин разговаривал с ходжой, человеком старых воззрений. И говорил он только о том, что ходжа мог понять и усвоить, говорил просто, на том языке и с той логикой, которым он научился в медресе, и которые в случае необходимости применял с большим успехом.
В ту ночь пополнились ряды союзников Шахина-эфенди. Он приобрёл нового друга, готового отныне делать всё, что ему скажут. Ходжа стал верным другом не потому, что понял Шахина и стал разделять его мысли: нет, совсем нет!
Он поверил в Шахина, как в человека.
Глава восемнадцатаяОднажды тёмной осенней ночью в Сарыова произошло событие, заставившее всех содрогнуться от ужаса. Под утро жителей городка разбудили пушечные залпы, возвещавшие о пожаре. Горела тюрбэ — гробница святого старца Келями-баба[68].