Рынок работал как большой, хорошо отлаженный механизм.
Ту прибыль, что полагалась государству, приносили мне. Ту, что ворам, отдавали им. Ту, что ментам, заносили ментам. Спекулянты через цены прибыль накручивали себе сами.
И всем было хорошо.
На рынке были и иные службы, которые откусывали от общей прибыли.
Должности в этих службах передавались по наследству. Например: если умирает санврач, то на это место заступает дочь, если умирала дочь, то заступала внучка.
Каждый торгующий на рынке нес самую лучшую часть своего товара санврачу – на анализ. Чем больше приносил, тем лучше был анализ.
Внутри и вокруг рынка кормились сотни и тысячи людей, начиная от разносчиков чая, кончая собирателями ящиков, коробок и мусора. Про карманников, гадалок и прочих аферистов и говорить не надо. Их было ровно столько, сколько надо. Ни одного лишнего.
Я срочно выписал к себе на рынок маму как крупного специалиста по превращению вторсырья в первоклассный импортный товар.
Создал ей кооператив под названием «Радость покупателя».
Следом вызвал старшую сестренку. Помог ей организовать местных продажных девушек в устойчивую «шейпинг»-группу «А ну-ка, девушки».
Затем привез папу.
Услышав, сколько стали зарабатывать его домочадцы, он тут же выплюнул изо рта детскую клизму и перестал икать. Я монополизировав на моем рынке торговлю спиртосодержащими жидкостями медицинского и хозяйственного назначения, поставил во главе кооператива «Трудное утро» папу как большого специалиста в этой сфере.
И наконец, отбыв очередной срок, к семейству присоединилась моя младшая сестренка.
На рынок она явилась со своей легендарной бритвой.
Воры с ментами, когда узнали, что за девочка моя сестра, стали еще уважительнее относиться ко мне. Некоторые даже научились стучаться, прежде чем зайти в мой директорский кабинет.
Ей как человеку с авторитетом в преступном мире я организовал кооператив «Защита», который защищал на рынке всех от всех. И тех и этих. В общем, кто платил, того кооператив и защищал.
С помощью родственников через полгода я довел работу рынка до совершенства.
Власти это заметили и создали на базе моего предприятия торговое объединение, доверив ему обслуживать продуктовыми «пайками» партийную элиту нашего района.
Обслуживание номенклатуры имело свои особенности.
Так, высшему партийному руководству в «пайке» полагалась икра черная, низшему – красная; высшему – колбаса сырокопченая, низшему – «Московская»; высшему – норвежский лосось, низшему – селедка. Даже майонез высшим – в стеклянных баночках, низшим – в пластмассовых.
Для этих расфасовок с каких-то таинственных баз стали поступать продукты, которые я никогда не видел, о которых никогда не слышал и не представлял, что они существуют.
В огромных ящиках, больше похожих на ящики для транспортировки крупнокалиберных артиллерийских снарядов, мне привозили нежнейшую стерлядь, копченых осетров, белужьи балыки. И все это было обернуто в тончайшую бумагу из морских водорослей. Помимо осетровой икры в синих банках, поставляли белужью бриллиантовую икру в золотых банках. А еще курильских крабов и норвежскую сельдь, мраморное мясо и новозеландских индюшек.
Мои родственники, когда увидели все это изобилие, впали в нервную депрессию. И вспомнив холодную мурцовку [13] , на которой выросли, разом запили. Запой длился почти неделю.
Пили и пили. Пили и пили.
Да жрали икру прямо из банок.
Но в какой-то момент их просветления я напомнил им, отчего умер мой предшественник – директор этого рынка.
Этим и остановил своих близких, которые уже позеленели от икры и ликеров.
Остановив, похмелил огуречным рассолом и, отпарив в бане, я их всех, радостных, что не померли, посадил перед телевизором смотреть «Лебединое озеро». Когда балет прекратился, они узнали, что запретили коммунистическую партию.
Началась приватизация.
Все кинулись расхватывать то, что в государстве плохо лежало.
Ввели ваучеры [14] .
Что это такое, никто не знал.
Для туалета жестковаты, на деньги не похожи.
Однажды мне позвонил знакомый железнодорожник и сказал, что у него в тупике стоят два вагона из Москвы, битком набитые ваучерами для Татарстана. А Казань получать их отказалась. Они там решили жить самостоятельно, отдельно от Москвы.
Свой президент, свое правительство, свои ваучеры.
А ему, железнодорожнику, позарез нужны пустые вагоны. Вот он мне и предложил разгрузить эти никому ненужные казанские ваучеры у меня на рынке. Может, я их цыганам-семечникам отдам под пакетики.
Пришлось его выручать. Железнодорожники – народ полезный.
Вагоны я освободил.