Старик Нымм поднял руку и застегнул последнюю, верхнюю пуговицу на куртке Пээтера. Затем разгладил ладонью смятый клапан кармана, похлопал мальчика по руке и — ничего не сказал.
— Товарищ Нымм, разве я не прав? Прав ведь? Верно?
Всей душой ждал Пээтер поддержки.
Но старик покачал головой.
— Видишь ли, сынок, чтобы ты был прав по всем пунктам, этого сказать нельзя. Уж наверное, знак на руке и на дверях тебе поставили не просто так, а за дело. А что касается нападения на тебя… ведь зелёные маски объяснили…
Пээтер не стал слушать дальше. Он повернулся на каблуках, пробормотал что-то, похожее на «будьте здоровы!» и, словно пришибленный, пошёл прочь: через газон и через низкую живую изгородь, сквозь кусты — прямиком к улице Койду.
«Старик Нымм тоже считает, что я заслужил весь этот позор. Проклятые маски!» — думал мальчик.
Ах, если бы он мог собственноручно их проучить! Он вышел бы один против трёх и нокаутировал бы противников одного за другим. Безжалостно. Приволок бы их на сбор, поставил бы перед всем отрядом! Заставил бы признаться. По отношению к другим они, может быть, и правы, но его, Пээтера, обидели зря.
Уже возле дверей своего дома Пээтер заметил, что в руках у него нет портфеля, — остался на стуле в пионерской комнате.
Ничего не поделаешь, придётся вернуться. Наверное, сбор уже кончился и все разошлись по домам.
Но на ближайшем углу Пээтер остановился, точно вкопанный.
Навстречу ему шла Вильма!
Что надо ей в этих краях?
Ого! В руках у девочки два портфеля! И, хочешь верь, хочешь нет, один из них — портфель Пээтера. Коричневый, с двумя замками, перехваченный ремешком (замки иногда преподносят неприятные сюрпризы).
Наконец Пээтер приходит в себя и направляется к Вильме.
И вот они уже стоят друг против друга.
Щёки Вильмы раскраснелись от ветра. Глаза смотрят испытующе, но доброжелательно.
— Твоя сумка. Или, как любит говорить Пауль, портфель.
— Спасибо, — Пээтер берёт свой портфель у девочки.
— Жалко, что тебя не было. Вальтер хотел отпереться, — говорит Вильма.
— Ах! Кто станет теперь меня слушать! Мои слова уже ничего не значат. Ведь я в сравнении с Вальтером чёрен, как дёготь. Опозорили перед всем городом. Чего доброго, скоро ещё и в газете ославят.
Произнеся эти злые слова, Пээтер быстро зашагал прочь. Он шёл не оглядываясь. Но с каждым шагом у него всё сильнее щемило сердце.
«В чём Вильма-то виновата? Зачем я с нею так?.. Ведь она же принесла мне портфель…»
Пээтер остановился, посмотрел назад.
Девочка уже скрылась за углом.
Пойти за нею? Догнать?
Пээтер долго стоял в нерешительности. По улице навстречу ему катились гонимые ветром листья.
Настроение Пээтера не улучшилось и к вечеру. Учить уроки не было ни малейшего желания. Сегодня его не привлекала даже география. А география была его любимым предметом, — ведь он собирался стать моряком. Не хотелось идти и в детский сад за Вийве. А о том, чтобы наколоть дров и принести их домой, даже думать было противно.
Но дрова были нужны, в квартире стало холодно. Пришлось пойти. Волоча за собою пустой мешок, Пээтер вышел на лестницу. В дверях подвала навстречу ему попался Волли. Под мышкой он держал какие-то четырёхугольные дощечки, приколоченные к длинным палочкам. Во всяком случае, так показалось Пээтеру.
Расстроенный Пээтер, вероятно, и не заметил бы дощечек, если бы Волли не спрятал их за спину. Испуганное движение соседа сразу бросилось Пээтеру в глаза.
— Что там у тебя?
Волли, продолжая держать дощечки за спиной, пробормотал:
— Ни… Ничего. Просто так… Наколол лучины для растопки. Из обрезок досок. Хорошие, сухие.
— Чего же ты их за спину-то прячешь?
— Ни… ничего я не прячу… Просто они чуть не упали.
— Чуть не упали, говоришь?! Ну и напустил туману… — Пээтер махнул рукой и, хлопая мешком по ноге, начал спускаться в подвал.
Раздался стук топора. Настроение Пээтера с каждым ударом становилось всё лучше. Работа словно отогнала невесёлые мысли.
Мальчик взмахивал топором всё веселее. Гора расколотых поленьев росла и росла. И вот уже дров для плиты хватило бы на два, потом на три, на четыре, на пять дней… А топор всё поднимался и опускался. Пээтер даже начал посвистывать.
Наконец мальчик разогнул спину, потянулся и начал укладывать пахнущие смолой сосновые поленья в мешок.