— Юрочка родненький... Это поможет... Нога быстрее заживет... Не принимай всерьез... От этого не станет хуже...
Он сел. Возмущение, стыд, удивление и омерзение — что преобладало?
— Как же не принимать всерьез? Не станет хуже? Ты забыла, что я член партии, что я... солдат?
Нет, он не слышал боли, когда быстро пробежал хату, подворье и оказался возле реки.
Потемнело.
И вдруг в темных кочках за рекой тихо свистнуло, свист рассыпался колокольчиками... Будто оборвалась нить и красивые бусинки покатились по металлическому полу, и оттого возник наплыв чарующих звуков...
Соловей!
А в глазах: пепел городов, деревень, трупы, много трупов... Дым над миром, и дым на душе... Как же он обойдется без Агаты?
10
Поля зазеленели. На участках Кравченко дружно поднялось просо. На участках второй бригады просо всходило слабо, но наконец и здесь поле покрылось всходами. То же самое было и с яровыми. Разница в росте проса, однако, была долго заметна. В сухой земле зерна медленно отходили. Там, где оказалось больше влаги, всходы были дружные.
— Когда уберем, увидим. Осень покажет.
Под самую крышу поднялся сруб избы-читальни. Чернушевич проводил тут целые дни, настойчиво орудуя топором. Наконец он добился того, о чем беспокоился все время: слаженно и хорошо работали бригады, не надо было подгонять людей. Он мог теперь отдаться любимому делу. И тут всплыла новая неприятность. Началось все с Федора.
— Мы обманули государство на семнадцать гектаров.
«Карьерист или враг? — мелькнула у Чернушевича мысль. — Хочет свалить меня и все прибрать к рукам». Было очень неприятно от такой мысли, но к ней Юрка возвращался все чаще и все настойчивее.
— Этого не может быть! — сказал он грубо, резко. — Ты всюду видишь недостатки, обман... Это не моя ошибка, а твоя.
— Нет! Теперь уверен.
Мысль о том, что в район дали неправильные сводки, не покидала Федора с того времени, как он разговаривал со счетоводом. Но уверенность, с которой отвечал Стефан, исключительная аккуратность его делопроизводства зародили у Федора сомнения в своей правоте, он отступил, но не сдался.
Однажды он зашел к Кравченко. Девушка сидела над грудой газетных вырезок.
— Что это у тебя?
Чуть смущенное лицо Гали густо покраснело, и она мгновенно прикрыла рукой вырезки.
— Так себе... Старые заметки из газет... — Потом, взглянув на Федора, вдруг почувствовала, что он понимает ее. — Как прочту о рекордной выработке жней, спрячу заметку. Вот и подобрала материал. Ты погляди, десять тысяч снопов вяжут! Мне так хочется, Федорка, этот опыт использовать и у нас. А на поле все так медленно растет.
Последнее она сказала так искренне и непосредственно, что Федор не удержался от улыбки. Хоть и молодая, а в партию ей пора... И он доверительно рассказал ей о своих сомнениях. Галя сначала испугалась: как можно обманывать государство? Потом возмутилась. Но возмущение вылилось на Агату, за то, что оставила их бригаду. Что отец, что дочь — одно племя. Однако Федор её успокоил и попросил помочь перемерить посевы. С тремя комсомолками из своей бригады в выходные дни Кравченко произвела обмер своих посевов. Никто в Зеленом Луге не обратил на это внимания. Привыкли к тому, что Галя со своими девушками чуть не ночует на участке. И прополка и подкормка... Теперь в Федоровых руках были безусловные доказательства того, что расчет его верен. Было засеяно на 16,33 гектара меньше, чем по сводкам.
Чернушевич спохватился: Стефан подвел. Он просмотрел ежедневные сводки: всюду было подписано «Чернушевич». Он уже не сдержал возмущения, крикнул на тестя, разволновался так, что к нему не могла подступиться даже Агата. Короткая шея Стефана налилась кровью, а лицо сделалось серым, будто вся кровь из него отхлынула, исчезла привычная улыбка, лицо было злое, жесткое.
— Ты... — Он первый раз сказал Чернушевичу «ты». — Ты доверил мне подписывать сводку, чего же ты теперь кричишь? Я тебе славу создал — твой колхоз первым закончил сев. Даже опередил «Большевик». Семнадцать гектаров! В таком хозяйстве это мелочь.
Молча вышел Чернушевич из хаты... Лицо горело, будто по нему ударили. Подвел! Федор копал, копал и подкопался. Налаженная жизнь... Агата... И все это может рассыпаться из-за такого промаха. Но кому же тогда верить, если свой, родной человек подводит? На фронте было проще: враг есть враг, а тут... Когда Федор пригласил его на партсобрание, Чернушевич вместе с плотниками ставил на избе-читальне стропила. Чернушевич спустил с лесов ноги, минутку посидел так, поглядев вокруг, и почувствовал, что ему совсем не хочется слезать. Отсюда, сверху, было видно далеко вокруг — новые хаты Зеленого Луга, столбы с проводами, мельница, амбар, конюшни, река, а за ней в яркой зелени колхозные поля, окутанные легкой теплой дымкой. Нет! Во все это вложены и его труд и его любовь.