Томаш постоял над недоношенным клином и начал махать косой. Через какого-то негодяя его рябая останется без корма.
И тут он вспомнил вчерашний разговор со Стефаном. Томаш нашел его на подворье. Тот распиливал бревна на сруб для недавно выкопанного колодца.
— Добрый вечер!
— Ничего вечер! — ответил Стефан, и по лицу его пробежала неуместная улыбка, спрятавшаяся в рыжих усах. — Принеси председателю скамью, — крикнул он в хату.
— Не надо, — отказался Томаш, — я тут, в холодке.
Он сел на новые ступеньки и несколько минут следил за ловкими руками Стефана.
— Ну как, обживаешься?
— Не привыкать! Только усадьба мала. Соток тридцать прирезать по закону полагается. Ганна в соседи не пустила, а ей, старой и одинокой, не надо бы...
— Осенью и без Ганниной усадьбы найдем, откуда прирезать, — сказал Томаш. — Старуху обижать нельзя, ее сыновья за нас воюют. Один голову сложил. Был у нас председателем, жалко такого человека. Тяжкая доля старой выпала.
— Каждому выпала тяжкая доля! — хмыкнул в рыжие усы Стефан. — Агата! Неси кисет, председателя угости!
«Вот холера, твердит одно и то же: председатель, председатель!» Агата принесла кисет, в тихом предвечернем воздухе прозвучала скрипичная фраза: «Добрый день!» Вылитый портрет, вся в отца, только тот рыжий, лежебока.
— Не покосишь ли завтра, Стефан? — не закуривая, приступил к делу Томаш.
Тот поднял голову, и колючие глаза остановились на Томашевом лице чуть ниже носа. И чего только человек насмехается? Стефан пальцами расправил свою поседевшую бороду.
— Агата ежедневно в колхозе работает, ты это знаешь. А я управляюсь с хатой и хлевом. Забор поставлю, тогда и я пойду в колхоз. Я же новый, а у вас и старые не все работают.
— На других не ссылайся, не о них разговор. Я тебя спрашиваю. Луга, как лес, стоят, и дни такие, что грешно не косить. Погодой пользоваться надо.
— Управлюсь — пойду.
Чувство беспокойства охватило Томаша. Так всегда с ним бывало, когда кто-нибудь не хотел с ним согласиться, и было удивительно, почему Стефан идет наперекор, если то, о чем говорит Томаш, бесспорно.
— Так ты думаешь, с косьбой можно и подождать?
Стефан подогнал доску к доске, потом положил топор и сел на землю. Осанистый, здоровенный, с крутой короткой шеей, сидел он перед Томашем и посмеивался. Стружка прицепилась к рыжему усу и покачивалась, будто и она смеялась.
— Власть нам говорит: из землянок вылезать надо, обживаться, — уклонился от прямого ответа Стефан. — Я бы имел право от тебя просить помощи, но мне посчастливилось хату на снос купить, так я и без вашей помощи управлюсь, только не мешай, браток. Я делаю нужное державе дело.
Нет, не то говорил этот человек. Томаш хорошо понимал, что совсем не то, но у него не было слов, чтобы ответить как следует.
— А косить надо, — только и сказал он и поднялся, чтобы уйти. Возле калитки сказал: — У тебя и так все тут в порядке. Будто и не горел ты, а переехал с места на место.
— Я не жду, пока с неба свалится. Я — хозяин! — вслед засмеялся Стефан.
Из-за леса стрельнул быстрый солнечный луч. В небо поднялся жаворонок. Занималось спокойное летнее утро. Томаш свернул с сенокоса к селу. Дружно берутся зерновые на колхозном поле. Жаль, что не удалось засеять все, думали осенью будет снова трудно. Но как ни бился за это Томаш, многие его не поддержали. Вон, например, худощавый, чернобородый Никифор. Когда-то был хорошим коллективистом. Работал в колхозе старательно, ладил с соседями. Но и он больше стал держаться своей усадьбы и порой нет-нет да и вздохнет — мол, какой клин был у него при гитлеровцах. Многим отравили мозги эти годы, некоторых сбили с прямой дороги, по которой они шли с тридцатого года. Трудно простому человеку, не очень даже грамотному, такому, как Томаш, лечить этих людей. Был бы жив Антон, — тот был человек с головой, умел к каждому найти нужную тропинку, умел видеть не только то, что делает человек, но и что думает делать... Жаль, что не пересказал эту беседу Томаш Юрке Чернушевичу или Зубу, они — фронтовики, посоветовали бы, что делать, помогли бы найти такое слово, от которого все доводы Стефана рассеялись бы как дым. С такими мыслями выходит Томаш на дорогу.