Позади него вортальная труба двери для прыжка захлопнулась с треском, подобным разряду электричества. В воздух проник слабый запах озона.
Комнатные сторожевые собаки стандартной модели были хорошо натренированы, как отметил Маккай, чтобы создавать удобства своим хозяевам и гостям. Одна из них надавила ему сзади под колени, пока он не уронил свою сумку и не занял место, не по своей воле. Собака стала массировать ему спину. Очевидно, ей дали инструкцию создавать ему удобства, пока кого-то вызывали.
Маккай настраивался на слабые звуки нормальной обстановки, окружающей его. Во внешнем проходе послышались шаги сенса. По звуку их можно было сказать, что это Рив: характерное для них проволакивание пятки предпочитаемой ноги. Где-то шел отдаленный разговор, и Маккай смог различить несколько мегва-галактических слов, но похоже, что разговор шел на многих языках.
Он начал терять терпение, что вызвало у его комнатной собаки взрыв волновых движений, чтобы успокоить его. Навязанное ему бездействие угнетало его. Где этот Фурунео? Маккай упрекал себя. У Фурунео, вероятно, много планетарных обязанностей, как агента Бу-Саба. И он может не знать всей неотложности их проблемы. Это могла быть одна из планет, где слабо распространен Бу-Саб. Боги бессмертия знали, что Бюро всегда может найти работу.
Маккай начал рассуждать о своей роли в делах сенсов. Когда-то, много веков тому назад, кон-сенсы с психологическим принуждением «делать хорошо», захватили правительство. Лишенные мучительных терзаний, смеси угрызений и самобичевания, лежащих в основе их принуждения, они искоренили практически все задержки и волокиты в правительстве. Огромная машина с ее неуместной властью над жизнью сенсов набирала ход, двигаясь все быстрее и быстрее. Законы выдумывались и принимались в один и тот же час. Входили в обиход незаконные присвоения, которые тратились в течение двух недель. Но все Бюро с самыми невероятными целями вырастали и разрастались, как какие-то сумасшедшие грибные наросты.
Правительство стало огромным деструктивным колесом без рулевого, крутящееся с такой скоростью, что сеяло хаос везде, чего бы оно не касалось.
В отчаянии кучка сенсов организовала Корпус саботажа, чтобы замедлить это колесо. Лилась кровь и процветали другие формы насилия, но движение колеса было замедлено. Позже Корпус стал Бюро, а Бюро было (чем бы оно ни было сегодня) организацией, ведомой в свои собственные коридоры энтропии группой сенсов, которые предпочитали тонкую диверсию насилию… но были готовы к насилию, если в нем появлялась необходимость.
Справа от Маккая открылась дверь. Его собака успокоилась. Вошел Фурунео, пристраивая рукой прядь седых волос за левое ухо. Его большой рот выдерживал прямую линию, что являлось признаком недовольства.
— Вы рано, — сказал он, похлопывая собаку, отправляя ее на место напротив Маккая и усаживаясь сам.
— Это место безопасное? — спросил Маккай. Он оглядел стену, куда глаз С провел его. Дверь для прыжка исчезла.
— Я передвинул дверь вниз по своей трубе, — сказал Фурунео. — Это место настолько безопасно, насколько я в силах сделать это.
Он сел, ожидая, что Маккай даст объяснения.
— Этот бичбол все еще там? — Маккай кивнул в сторону прозрачной стены и моря вдалеке.
— Мои люди получили приказ вызвать меня, если он начнет какое-нибудь движение, — сказал Фурунео. — Он пристал к берегу точно так, как я говорил, вмуровался в осколок скалы и с тех пор…
— Вмуровался?
— Так, по крайней мере, кажется.
— Никаких признаков чего-то внутри?
— Насколько видно, никаких. Кажется бичбол… немного ударился. Есть несколько вмятин. С чего бы это все?
— Вы, несомненно, слышали о Млисс Абнетт?
— Кто о ней не слышал?
— Недавно она истратила несколько своих квинтиллионов, чтобы нанять Калебанца.
— Нанять? — Фурунео потряс головой. — Я не знал, что такое возможно.
— Да, но едва ли могло прийти кому-нибудь в голову.
— Я читал максимально настороженного, — сказал Фурунео. — Связь Абнетт с этим делом там не объяснена.
— Она, знаешь ли, изобретательна насчет разных трюков, — сказал Маккай.
— Я думаю ее натренировали на это.
— Да, но это не исключает одной важной вещи. Она так уж устроена, что не может вынести вида страданий сенса.