Земеля
Гена шел по улице. Мысли проплывали в голове как груженные товарняки на подъеме в гору.
«Земляк, говорит, - он потрогал огромный бланш под глазом, - свой, уж ты меня поймешь!» Выбитый зуб, разбитая морда - это ему ещё повезло, у Ивана - сломанное ребро, у Виталика - вывихнута рука. Земеля. Крепкий мужик оказался, не зря из Донбасса. Бандитская рожа. Ему соседка так и говорит: «Там, в Донецке, одни бандиты.»
Гена работал в четверке копачей. Ну, похоронно-ритуальные услуги. Понятно, они не только копали, ещё и несли, опускали и зарывали, вот только поминать не ходили. Иван, он у них типа бригадир, брал деньги, раздавал и они отваливали. С начальством, в смысле с кладбищенским, все было договорено, тип-топ. Они делились и спокойно работали. Каждый уносил домой по полотенцу и платку. Дома, у жены, уже пол-шкафа было забито простиранными «бонусами» к зарплате. Когда дочка доставала, жена тыкала ей пару платков – «отвяжись», и Каринка пускала цветастую ткань на лоскуты для кукол, или завязывала на разных частях своего восьмилетнего тщедушного тельца и исполняла: «я украинка, украиночка красивая, я девчонка украиночка!» и скакала по комнатам.
Раньше Гена и помыслить не мог, что будет таскать гробы, и смиренно выстаивать, слушая проповеди, последние слова и рыдания, в ожидании, когда надо будет заканчивать. Но как-то надолго остался без работы, жена запилила, а тут знакомый предложил, и пошло… После первого раза всю ночь снились кошмары, потом постепенно привык. А чего, средняя зарплата получается нормальная, и выходные ненормированные, то больше, то меньше, и начальства нет. Вышли мужики, дружно отработали и разошлись. Иногда расслаблялись. Особых фанатов этого дела не было, поэтому всё кончалось культурно. Случались перерывы в работе и неделю и больше, но вообще-то жизнь в Украине была такова, что без минималки он не останется никогда. Иногда ловил себя на мысли, что глядя на прохожих думает: «Вот этого нормально будет нести, а вот этого кабана, да если, не дай бог, не на первом этаже… не приведи Господи, тьфу-тьфу, сто лет живи мужик…» Профессиональное.
И вот вчера как раз такой экземпляр и попался. Гене было слегка за сорок, среднего телосложения, на здоровье не жаловался, но тут он думал, что не дойдет. Старушка, божий одуванчик, умудрилась попрощаться с жизнью как раз на девятом этаже. В ней и при жизни было больше ста кг, а после смерти… страшно выговорить. Снесли на покрывалах и только внизу положили в ящик, в гроб в смысле. Нести в нем по ступенькам было вообще нереально.
На дворе декабрь, то тает, то подмерзает. Яму-то они выдолбили, но нести к ней надо было через всё старое, уже закрытое для горожан кладбище. Там у тетушки было заветное местечко. Подъехать ближе никак нельзя. Несли на марах. Потом при приближении к группе скорбящих родственников взяли как положено, на плечи. Когда Гена поскользнулся на замерзшей, покрытой легким снежком небольшой кочке, тут и пришла мысль - «что жил, то и даром». Поляжет он сейчас рядом с этой бабушкой и не выпить ему чарочки горилочки больше и не заспивать «розпрягайтэ хлопцы конэй, та лягайтэ спочивать». Ноги подогнулись, тело бросило в горячий озноб, он моментально вспотел, а лоб, напротив укрылся холодным потом. Сам не знает, как удержался. Чудо. Ноги трясутся до сих пор.
И вот после этой, так сказать, смены, они молча, без ажиотажа, взяли на дому на знакомой точке «казенки» на разлив, колбаски в магазине, пирожков в кулинарии, которая сохранилась у них в городе ещё с советских времен. И сели по-над рекой на влажных и холодных бревнышках. Глядя на замерзший любимый Днепр, на рыбачков, выпили из предусмотрительно купленных одноразовых стаканчиков, покурили, выпили по второй и только тогда уже потекла неспешная мужская беседа. Понятное дело, она быстро съехала на политику. Что вы хотите, декабрь 2014 года, Украина, АТО. О чем ещё говорить? Пашка заболел, простыл, поэтому четвертым у них сегодня и был этот… земляк так называемый, Леха, Алексей. Да, Гена действительно родился на Донбассе, прожил там почти двадцать пять лет, потом влюбился в Галю, приехавшую в гости к подружке, и рванул за ней, сюда, в этот райский край. Украина тогда как раз провозгласила независимость, было море надежд. У него до сих пор где-то в старой книжке «Зори рыбацкие» лежат листовки, которые им тогда раздавали, соблазняя проголосовать за отделение от Союза, перечисляя все богатства их благословенной Родины.
За это время он не перешел на украинский, но спокойно разговаривал на суржике, когда хотелось, в зависимости от того, с кем общался и от настроения. Люди здесь, в Центральной Украине, говорили кто на каком хочет, прекрасно друг друга понимая и даже не замечая на каком же разговаривает с тобой собеседник, настолько все было естественно и легко. Родители его ушли рано, и он давно уже не ездил на свою малую родину.