— Иисус-Мария, дерьмо собачье! — выдыхает вахмистр, бросаясь вперед на подгибающихся ногах, в отчаянной попытке поймать невидимое загребая руками воздух, словно крестьянка солому. — Куда вы, господин обер-лейтенант, это нельзя!..
Вайдеман, словно в танце раскручивая замершего у него на груди Пауля, отступает по комнате, пятится от раскорячившегося вахмистра, увертывается, скользит. Вахмистр спотыкается и падает на колени, шарит ладонями по полу вокруг себя, словно ловит разбегающихся мышей.
— Господин обер-лейтенант, — воет он, — да что же это?! Мне же самому арест будет, господин обер-лейтенант!..
Пауль постепенно сползает из вайдемановых рук и его приходится то и дело встряхивать и подбивать коленом. Вайдеман уже покраснел лицом и тяжело дышит.
— Ключи, — пыхтит он, — ключи на столе…
Он подносит Пауля поближе, тот протягивает руку — цоп! — и связка ключей уже у него. Пауль обнимает Вайдемана за шею и шепчет ему что-то на ухо.
— Идиот, — негодует Вайдеман, — я, что ли, должен следить за вашим пальто?! Сейчас не время возвращаться, возьмите его шинель!..
И опять Пауль плывет по воздуху — теперь уже к гардеробной стойке за шинелью вахмистра, немножко беспокоясь, не помешает ли Вайдеману вес еще и этого предмета одежды, уж больно сукно на вид толстое и тяжелое. Он аккуратно перекидывает шинель через согнутые колени и Вайдеман несет его к двери — да что же это, Андреас, глаз у вас нет, что ли? Ведь мы же стул опрокинули! Внимательнее надо быть, господин невидимка!
Пауль отпирает дверь вахты и терпеливо ждет, пока Вайдеман на подгибающихся ногах выносит его на крыльцо. Паулю представляется, что бывший геодезист сейчас подпрыгнет, как заправское привидение слетит со ступенек в ночное небо и, с Паулем на руках, будто ведьма на помеле, помчится под звездами в направлении… гм… скажем, в направлении линии фронта. Однако, чуждый романтики Вайдеман вульгарно роняет Пауля и тот едва не падает навзничь, а шинель — та просто летит на землю.
— Бежим, скорее! — хрипит Вайдеман, дергая Пауля за руку. Огромными скачками они несутся мимо зарешеченных окон гауптвахты, за угол, в темноту и сырость кустов. Вайдеман врезается в ветви словно лось, с хрустом и треском ломится вглубь. Пауль успевает затормозить и теперь, с шинелью, прижатой к груди, топчется в нерешительности перед этой живой стеной.
— Андреас! — зовет он. — Я тут не пройду… Ну, Андреас же!
Над крыльцом полковой гауптвахты, с напоминающим выстрел звуком, вспыхивает сильная лампа, настоящий прожектор. Пауль вздрагивает и, наконец решившись, спиной вперед и согнувшись, тоже скрывается в спасительную сень.
Грохоча сапогами, в световой круг перед крыльцом влетает вахмистр, вид у него совершенно ошалелый, в руках винтовка с примкнутым штыком. Скуля и воя, как раненая дворняга, вахмистр рвет на себя затвор, трясущимися пальцами всовывает патроны и палит вдоль улицы, в луну, в черное небо — раз, другой, третий!
— Сволочь! — орет он. — Черт! Черт! Дерьмо собачье!..
Разбуженные вороны вторят ему пронзительным карканьем.
Глава 19
Пауль минует неширокую полосу кустов и утыкается задом в штакетник, ощупывает рукой гладко оструганные мокрые планки — в темноте не видно, есть ли проход, куда же дальше? Вайдеман сопит где-то рядом… правее, еще правее… вдоль забора, оказывается, есть что-то вроде тропинки. Пауль, прикрывая лицо локтями, бредет дальше и чуть не падает, наткнувшись на скорчившегося Вайдемана. Тот шепотом ругается — Пауль попал ему коленом в ухо. Пауль присаживается рядом, ему и страшно, и весело.
— Ух, я так испугался, — говорит он. — Никогда не слышал как стреляют!.. А вы меня бросили.
Вайдеман лишь раздраженно пыхтит.
— Что же вы прячетесь, господин невидимка? — Пауль толкает Вайдемана локтем, — вас же не могут заметить, почему вы не идете открыто?
— Заметить меня не могут, а вот подстрелить способны запросто, — ворчит Вайдеман. — Пули гипнозу не поддаются, знаете ли…
— Мы так и будем сидеть в кустах? Когда на выстрелы сбегутся люди, то нас очень быстро найдут.
— Сейчас пойдем, сейчас… Вы думаете, это так легко — носить вас на руках? Дайте хотя бы отдышаться…