— Спасибо за заботу, Людвиг, — говорит подошедший и Пауль с удивлением узнает голос Феликса Эберта. — Благодаря вашим стараниям я чувствую себя… ээ… временно безработным.
— Боже мой, Феликс, это вы? Как вы меня напугали вашими выстрелами! Зачем же вы стреляли?! Вы же видели, что это я!.. А почему это — «безработным»?
— Вы еще спрашиваете! — произносит Эберт холодно. — Оглянитесь вокруг, вы здесь только три дня, а вот что уже натворили!
Натворил?! Что же он натворил? А, это опять про Франку! Но это его личное, приватное дело, его отношения с фройляйн Бергмюллер никого постороннего не касаются и нечего… гм… совать повсюду свой длинный нос, уж извините. Перед полковником он отчитается сам, когда — и если — его потребуют к отчету. У Пауля припасено несколько козырных карт в рукаве, уж будьте покойны…
Феликс не может скрыть своего удивления. Скажите, — восклицает он, — у вас там все такие дураки?! Да, у вас, во французской разведке, мон ами кошон! И не делайте такое лицо, месье! Я вас в первый же день раскусил, нельзя же посылать на задание таких щенков! И не отнекивайтесь, это вам не поможет! То, что вы француз, написано у вас на лбу! Да, на лбу и на каждой пуговице, как я слышал. Что вы мне предъявляете эту ворованную шинель?! Вы мне противны, месье Штайн! Если бы наши правительства не были бы в союзнических отношениях, я бы вас охотно пристрелил и тем бы избавил мир еще от одного дурака. Вы мне испортили десять лет работы, понимаете, вы, клинический идиот?!
Пауль не понимает ничего и униженно помалкивает.
— Что мне с вами делать после этого?! — восклицает Эберт, показывая в сторону пожарища. — Я понимаю, что ваша страна воюет, но ведь можно же добиваться своих целей и иначе, не одной грубой силой! Вы слышали о дезинформации, о такой вещи, как умный и тихий саботаж? Или вы только взрывать все вокруг обучены?!
Почему же Пауль должен отвечать за разрушения, вызванные артиллерийским обстрелом? И что это за намеки на шпионаж, позвольте спросить?! Капитан Кольбекер его полностью освободил от подозрений, видите, его даже из-под ареста выпустили!..
Это вы своим командирам расскажете, как вам удалось бежать. Если вы когда-нибудь доберетесь до этих самых командиров. И прекратите твердить про обстрел, это уже не остроумно! Если вы имели смелость — или глупость — явится сюда с чужими бумагами, если вы имели смелость — или недальновидность — при первом же удобном случает закачать в пневморасчетку водород и потом поджечь его, если вы имели наглость — да, наглость! — еще и остаться в живых при взрыве расчетной машины, вот уже полгода как полностью подконтрольной Лондону, если вы осмелились уничтожить одним этим кретиническим поступком всю десятилетнюю карьеру английского агента Феликса Эберта, то найдите уж в себе смелость признать, что вы, Людвиг, — дубина, недоумок, а также полный и беспросветный дурак!..
Глава 21
Следующие двадцать минут каждый занимается своим делом — Эберт надувает и готовит к полету воздушный шар, а Пауль буквально на коленях умоляет не бросать его на съедение всем волкам. Феликс только отмахивается, после минутного приступа гнева он замкнулся в себе, молчит и не обращает на Пауля никакого внимания. Он открывает вентили на баллонах с водородом, дергает и расправляет тяжелую прорезиненную ткань оболочки шара, проверяет и распутывает стропы, он весь в заботах. Пауль снует за ним, пытается помочь, он нудит и ноет, напоминая о таких нестареющих понятиях, как дружба, милосердие, взаимовыручка и корпоративная солидарность разведчиков, находит сотни оправданий своим дурацким поступкам и тысячи причин взять в полет и его тоже. Ничто не помогает.
Вот шар уже надут и рвется в низкое небо, мотается туда-сюда на коротком тросе. Феликс забрасывает в корзину брезентовый мешок с водой, ковровый саквояж и свою офицерскую шинель — погоны он предусмотрительно отстегнул и выкинул в кусты. Пауль плюхается на колени, прямо на щебенку насыпи, не чувствуя боли. Он обхватывает сапог господина обер-лейтенанта и прижимается к нему грудью, он плачет неподдельными слезами и клянется отслужить Эберту десять лет денщиком безо всякого жалования, только за еду и жилье. Тот, цепляясь за веревочную лестницу, пытается выдернуть ногу и едва не падает. Ну-ка, поднимитесь! — требует он.
Пауль с надеждой вскакивает.
— Смирно! — командует Феликс, — сопли подтереть, равнение направо!
Пауль шмыгает носом и вертит головой в обе стороны, стремясь точнее выполнить приказ, и эта суета стоит ему расшатанного зуба — Феликс бьет своего коллегу-разведчика рукояткой револьвера в подбородок. Отличный, истинно английский хук справа. Пауль на мгновение видит на облачном небосводе все звезды мира, земля второй раз за вечер уходит у него из-под ног, а ботинки удивительнейшим образом проносятся над головой и пропадают позади. Раскисшая от пожара почва принимает его тело, мягкая, словно новый пружинный матрац. Пауль закатывает глаза и берет короткий тайм-аут.