Выбрать главу

В туалете, оказывается, есть окошко, а он и не знал! Ночью шел дождь, створка окна была откинута, и на пол натекла немаленькая лужа. Неприятно. Конечно, это всего лишь дождевая вода, но — лужа в туалете… Это неприятно. Пауль опускает на стульчак сидение и оглядывается в поисках клозетной бумаги, чтобы — на всякий случай — это сидение протереть. Ага, вот стопочка рваных газет на полочке в углу. Еще и почитаем. Нет, погодите, а это что тут такое?!

Вперемешку со старыми газетами лежат и листочки нотной бумаги, такие же рыхлые и мятые. На первый взгляд — обычная музыкальная нотация, партитура чего-то мощного, фуги или хорала. Вон, какие аккорды — так и громоздятся… Похожие на головастиков ноты густо пересыпаны цифрами, стрелочками и неразборчивыми пометками. Очень сложная вещь, наверное, для органа. Вместо скрипичного ключа нотный стан открывает знак параграфа.

Странные ноты, очень странные.

Листы бумаги изначально были обычного письменного формата, затем их разорвали на четвертушки. Пауль находит четыре подходящих обрывка и составляет их вместе. Ага, вот и новое открытие — сбоку мелко приписаны пояснения, черт, карандаш почти стерся, ага, вот: «слой 216», «разбивка», «каскад 12а». Очень понятно. Нет, это не для клавесина, это уже ясно. Тогда что же? Опять авангардная графика? Или секретный приказ для полковой музкоманды? На полочке в туалете? Нет, не смешите меня.

Пауль переворачивает листочек с пометкой «каскад 12а» — на обороте что-то проставлено красным. Ого! Это резолюция какого-то начальника: «Передать в отдел геодезии» и кучерявая нечитаемая подпись. Какая ирония! Документ попал к адресату, но как! И где!

Ладно, нужно заканчивать. Пауль спускает воду, собирает все до единого рукописные листочки и складывает добычу в карман пальто. Зачем ему это «богатство», он не знает, но — не бросать же! Возможно, это ключ ко всему, кто знает?!

Напоследок Пауль наклоняется к куску мыла и с сомнением нюхает его. Воняет гадостно. Лучше я вымою руки в бочке с дождевой водой, думает он. Поджав губы, он возвращается в обеденный зал. Хайнц уже куда-то делся. Пауль бросает ключ от туалета на буфетную стойку и смотрит на настенные часы — без пяти восемь утра. Феликс обещал появиться к десяти, время пока есть, можно устроить прогулку для моциона и немного оглядеться. Если повезет, то найдем парикмахера — хоть побреемся перед визитом в канцелярию… А вдруг, начальник канцелярии Мюллер — и в самом деле, его отец?.. Вот будет ситуация!..

На улице ничуть не потеплело. Наоборот, при взгляде на нависшие тучи думается уже не о дожде, а о снеге. Пожалуй, два часа для прогулки будет многовато, можно и замерзнуть. Пауль поднимает воротник пальто и с сожалением вспоминает теплый летчицкий картуз Трюффо. Пауль выходит за калитку, поворачивает направо, от ветра, и поспешает вдоль заборчиков, стараясь запомнить обратную дорогу. Это, похоже, не будет сложным, так как на каждом перекрестке обязательно находится столбик с указателями — «Улица павших сынов», «Площадь принца-регента», «Переулок 1870-го года». Как патриотично! Минут через пять Пауль, так и не встретив ни единого прохожего, сворачивает на «Бульвар народного единения» и тут, внезапно, видит Замок.

Ничего величественного. Просто группа двух-трехэтажных домов, соединенных невысокими стенами, с однотипными окнами, закрытыми зелеными деревянными ставнями, несколько крайне неказистых башенок с черепичными крышами, флюгера на спицах, и снулый флаг над воротами. Сейчас Пауль стоит на одном холме — на том, где деревня — замок же расположен на другом, повыше, до него не более полукилометра по прямой. Конечно, если идти через деревню, по улицам, вниз и снова вверх, к замковым воротам, выйдет подальше, хотя и не намного. Ворота закрыты. Их створки — полосатые, грязно-желтый перемежается с линяло-черным. Вдоль стен буйно разросся терновник, его жесткие, лишенные листьев, стебли придают всей композиции особую безжизненность. У Пауля создается впечатление, что господин Граф съехал из этого замка минимум лет триста назад.

Словом, замок настолько рядовой и невидный, что интерес к нему угасает у Пауля уже через пару минут. Хмыкнув, Пауль отправляется дальше по «Бульвару народного единения». Булыжник кончился, поэтому Пауль идет осторожно, стараясь не наступить в грязь. Когда, метров через триста, он снова поднимает глаза, он замечает, что вышел на окраину деревни. Дорога исчезла, далее — до близкого горизонта — только мрачные поля и редкие деревья. Пауль поворачивает назад, решив вернуться к Хайнцу каким-нибудь другим путем, просто для разнообразия.