Феликс и сам смеется своей незамысловатой шутке. Болтая о пустяках, они идут вдоль стылого ручья, мимо лесопилки и дровяных складов, тропинка петляет между кустов. Говорит, в основном, Феликс. Пауль лишь изредка отвечает и почти его не слушает. Похоже, Эберту просто нравится разглагольствовать.
— Вы читали свежий номер «Академического вестника»? Нет? Я вам обязательно дам почитать! Большой скандал у них там, в научных высях. Какой-то еврей из Швейцарии издал за свой счет брошюрку с новой физической теорией. Идея-то совершенно бредовая, но этот прохиндей доказал ее математически и никто не может найти в расчетах ошибку. Он всем разослал по экземпляру, в Берлин, в Лондон, всем. Это уже год назад было, и, представьте, никто за целый год не смог разбить его построений! Как же, вы не слышали? Они просто не знают, что с этим делать. Формулы совершенно корректны, но из них следует очевидная чепуха, которой просто не может быть. Например, чем быстрее двигаешься, тем больше уменьшаешься. Если мчаться очень быстро, со скоростью света, например, или даже еще быстрее, то станешь совсем маленьким. Почему?! Это совершенно непонятно, но так следует из его формул. В обыденной жизни мы этого не замечаем, поскольку двигаемся, якобы, недостаточно быстро. Каково? Гоночное авто может делать больше ста километров в час, отлично, на сколько же оно уменьшится? На толщину волоса. Какое это имеет значение — толщина волоса?! Кого это интересует?! Какая в этом польза для отечества?! Что вы хотите от еврея?! И как это проверить, что, измерить линейкой? Так ведь и это не выйдет! Представьте себе, если я, с рулеткой в руках, сяду на другое гоночное авто, и буду мчаться рядом с первым, то никакого изменения размеров я не зафиксирую! Для меня первое авто будет по-прежнему большим, как и раньше! Но не для вас, если вы стоите на обочине и тоже с линейкой. Для вас оба, понимаете, оба наших авто уменьшатся на толщину волоса, если вы как-то ухитритесь это измерить! Представляете?! Первое авто будет одновременно и длинным, и коротким! И это доказано расчетами! Я уважаю математику, в нашем с вами деле без математики нельзя, но эти физики! Мне кажется, им просто заняться нечем!
— Лучше бы они занимались «лучами смерти». Больше было бы пользы для отечества! — смеясь, говорит Пауль.
— Вот именно, Людвиг, вот именно! В самую точку! — Эберт хохочет и чуть не падает. Заметил ли он сарказм в словах Пауля? — Только «лучей смерти» нам и не хватает для полного счастья!
Сколько ему лет? — думает Пауль. — Двадцать пять? Двадцать восемь? Из-за его бороды возраст совершенно не определяется. Ведет себя как мальчишка.
— Скажите лучше, долго ли нам еще идти? — спрашивает Пауль.
— Уже пришли, — становится серьезным Феликс. Тропинка последний раз петляет и упирается в некрашеную дверцу в кирпичной стене. Феликс откидывает щеколду, и они проходят внутрь, в маленький, совершенно пустой дворик. Еще одна дверь, коридор, снова выход на улицу — и в трех шагах Пауль видит большую вывеску, масляной краской по стеклу:
«Полевая канцелярия четвертого особого полка, группа WW»
— Я уже телефонировал, — говорит Феликс, тихонько подпихивая Пауля в спину. — Майор Зайденшпиннер здесь и примет сразу. Не забудь получить талоны на питание.
— Зайденшпиннер? — переспрашивает Пауль. — Я полагал, это будет господин Мюллер…
— Полковник вызван в Берлин, уже неделю как. Высочайшая аудиенция. Должен вот-вот вернуться, но пока… Словом, старик Шпиннер тебя ждет. Смотри, кстати, не назови его случайно Шпиннером, он тебя съест и не поперхнется, в гневе он ужасен.
Глава 7
Зайденшпиннер, великий и ужасный, оказывается совершенно безобидным на вид старичком, с пушистыми седыми бакенбардами в стиле Франца-Иозефа, совиными глазами за круглыми стеклами очков, в шерстяной кофте, накинутой поверх майорского мундира. Этакий плешивый и добрый дедушка. Но сесть он Паулю не предлагает. Итак, Пауль остается стоять, Шпиннер без интереса пробегает глазами предъявленные письмо и паспорт, возвращает Паулю его бумаги, затем, открыв какой-то гроссбух, делает в нем пару пометок, закрывает и снова прячет книгу в ящик стола. Потом фокусирует на Пауле свои бесцветные глаза: