Так что, может и неплохо, что Франка не попадает в это внешне пристойное рабство, она бы там и недели не удержалась, при ее-то характере. Но как-то зарабатывать все же надо и Франка находит место поломойки в санатории советника медицины Гюнтера Готтлиба Вагнера. Место было свободно потому, что вокруг новомодного заведения профессора Вагнера, которое называлось «Образцовое и патриотическое учреждение для природного жизненного самоочищения. Пенсион и Дом отдыха», ходили всякие слухи, и приличные семейные женщины старались там не работать. Собственно, ничего страшного в санатории не творилось — просто это было один из первых форпостов нарождающейся «Культуры свободного тела», где, по заветам Руссо, все отдыхающие проводили день обнаженными. Честно говоря, сомнительно, чтобы великий мыслитель когда-либо декларировал необходимость разгуливать нагишом, но, так как фраза «Голый человек среди голой природы. Ж. — Ж. Руссо» была написана золотом на лакированной доске у входа в столовую, и никто из гостей профессора Вагнера Руссо не читал, а только слышал о нем, то все с гордостью причисляли себя к руссоистам.
Заведение было исключительно мужским, женщины допускались только в виде обслуги, да и то лишь на те работы, которые мужчина никогда делать бы не стал — уборка помещений, стирка, глажка и прочее в том же духе. При этом женщины обязаны были по возможности не попадаться на глаза отдыхающим, чтобы не наводить тех на плотские мысли, разрушающие чувство единения с природой. Однако, срама фиговым листом не закроешь, грех все же процветал, хоть и на задворках и украдкой. Как и курение. В запретности плода даже таилась дополнительная сладость.
Вообще женского персонала в санатории было всего человек десять-двенадцать, в зависимости от числа отдыхающих, которых тоже редко набиралось более пяти дюжин. Предпочтение отдавалось солидным хозяйственным матронам, крепким ширококостным бабам, непременно с коровьим взглядом. Конечно, попадались и другие, такие как Франка, например. Пока поправляющие здоровье господа принимали воздушные и солнечные ванны, а попросту говоря, загорали голышом на бережку, обслуга должна была быстро и незаметно вымыть в комнатах, перестелить кровати, прибрать, проветрить, и исчезнуть еще до того момента, когда господин руссоист вернется в комнату за забытым томиком Ницше. Потом, если все убрано, сварено, выстирано и отглажено, можно тайком пробраться за сарай и слегка развлечься, наблюдая, как голое господство выполняет гимнастические упражнения, играет в мяч, ходит по кругу «гусиным шагом» или, спаси господи от сраму, прыгает со скакалкой. Одним словом, работать в санатории было и непросто, и занимательно одновременно. Эротично, как сказала бы какая-нибудь образованная мамзель, но Франка таких слов, конечно, не знала.
Первый эротический удар Франка получила еще при оформлении на работу в конторе. Когда фрау Киршнер, жена кастеляна и, по совместительству, делопроизводитель и машинистка, строгая дама в пенсне, перечисляла Франке ее будущие обязанности, отворилась дверь и в бюро просунулся совершенно голый господин лет так тридцати пяти, с острой бородкой, бакенбардами, тощей шеей, худой безволосой грудью, округлым животиком и… и… и этот господин козлиным голосом поинтересовался, не знает ли фрау Киршнер, где ключ от шахматного салона.
Другая бы на месте Франки зажмурилась и покраснела, но наша героиня всегда все делала по-своему — она округлила глаза, наклонила голову, тщательно обозрела вошедшего, фыркнула и, как ни в чем не бывало, отвернулась, чтобы задать фрау Киршнер какой-то ничего не значащий вопрос. Фрау Киршнер была довольна реакцией новенькой, но виду не показала. Господину было холодно посоветовано спросить искомое у кастеляна, он сейчас где-то на территории, и разговор с Франкой был продолжен. Голый шахматист поблагодарил и даже поклонился, ретировался в коридор, но отнюдь не направился искать кастеляна, а чуть не вприпрыжку побежал к коллегам-руссоистам, рассказать, что видел новенькую, что она рыжая, ничего себе, но, похоже, та еще птица. Господство оживилось, посыпались шуточки, все стали вспоминать былые подвиги на эротической ниве и строить планы на будущее, причем эти планы непременным элементом включали в себя рыжую новенькую. Потом кто-то предложил «пойти обкурить это хорошенько» и отдыхающие потянулись за лодочный сарай, все еще посмеиваясь и перешучиваясь. Вообще, надо сказать, что отношения между пансионерами здесь, в санатории профессора Вагнера, были дружескими и непринужденными — когда все голые, социальные различия как-то стираются и фабрикант-миллионщик не многим отличается от последнего письмоводителя. Наверное, так было в раю. До грехопадения.