Они так и стоят на коленях друг против друга. Ползите сюда, шепчет Франка, и тянет поручика за буфетную стойку — ведь не будешь же задергивать занавески на всех окнах! За стойкой полутьма и пахнет пролитым пивом. Этот тактический маневр, проделанный ползком на коленках, смешит их обоих, Франка прыскает, поручик тоже улыбается. Он пытается подняться и стукается головой, Франка дергает его за рукав книзу, останьтесь здесь! Поручик трет макушку ладонью. Франка берет обе его руки в свои и, как в детской игре, ритмично стукая ими по коленям, говорит:
— Я не знаю, чему вас там учат, в ваших семинариях, а вот скажите, вы с девушками умеете целоваться?
Поручик делает большие глаза и взгляд у него принимается бегать, он снова пытается встать, но Франка крепко держит его за руки. Поручик опять плюхается на пятки и вид у него очень растерянный, он открывает рот, хочет что-то сказать, но только вздыхает. Какой он беспомощный, думает Франка, но такой милый, ничего не умеет, надо же! Эти семинарии надо все позакрывать, чего людей лишают! Я вас научу, говорит Франка, обнимает поручика обеими руками за шею и крепко целует сразу в губы. Сердце у нее стучит как бешеное! Поручик падает спиной в пустые бутылки, что навалены под стойкой, Франка сверху, глаза ее горят и рыжие волосы растрепались. Она вытягивает пару шпилек, и золотой водопад рушится на поручика. Вас многому придется учить, шепчет Франка, но вот увидите — вам понравится! Она целует поручика часто-часто, как курочка, что клюет по зернышку, тот не сопротивляется, но и не отвечает — видимо, все борется со своими религиозными заветами. Забудьте, требует Франка, и пытается расстегнуть ему пуговицы на рубашке. Что такое? Он не дает, зажимает ворот в ладони? А, у него там, наверно, крестик, не хочет, чтобы Христос видел! Ну, у меня-то крестика нет, у меня есть кое-что получше — Франка быстро расстегивает свою кремовую блузку, вытягивает ее из юбки и отбрасывает в сторону, чтобы не мешала. Нижняя рубашка тоже не большая помеха. Вот так, говорит Франка, улыбаясь до ушей, как вам такое? Обнимите меня, требует она, мне холодно, да что же вы! Он обнимает, но, как-то осторожно, словно Франка вся из дрезденского фарфора и он боится ее разбить. Он такой нежный, такой сладкий! Она его всему-всему научит!..
— Франка! — раздается вдруг из-за стенки. — Франка!
Это проснулась ее судьба, ее крест и оковы, полковник Мюллер. Мы еще посмотрим, господин полковник, у кого какая судьба! Этого-то вы на фронт не отправите, нет, она все точно рассчитала, не хуже машины! Не отдам! Франка ложится грудью на своего поручика, прижимает его к полу, закрывает ему рот поцелуем и ждет громов небесных.
Стукает дверь — полковник, наверное, заглядывает в буфетную, видит он их или стойка мешает? Сейчас я тебе покажу, думает Франка торжествующе, сейчас я тебе устрою счастливое Рождество! Она прерывает поцелуй, оборачивается, насколько может и — весело и гордо — кричит:
— Я здесь! Я здесь с землемером!
Поручик задергался под ней, потерпи, потерпи, миленький, так уж надо, это страшно, но потерпи. Вот зато потом…
Слышны шаги, тень падает за стойку. Пауль ничего не видит, рыжие волосы Франки закрывают все. Он слушает, как катятся секунды, как тянется жизнь, как молчит полковник. Так молчал Иисус на столбе, вспоминает он. Вчера? Да, всего лишь вчера.
— Франка, — говорит полковник совсем рядом. Голос бесцветный и усталый, голос старика, прожившего бесконечную жизнь.
— Я с землемером, — повторяет Франка без прежней уверенности.
Пауль слышит стук кружки о стойку, затем, после паузы, шелест бумаги и звяканье монет. Шаги удаляются, тяжелые, спокойные, неторопливые. Скрипит дверь, вот она открылась, теперь затворилась. Все, тишина. Франка отпускает Пауля, снова садится на колени, руки уперты в пол, веснушчатая грудь покачивается над Паулем, гипнотизирует его, как часы того французского доктора.
— Он расплатился, — шепчет Франка, и тон у нее такой, словно она не может поверить в очевидное. — Понимаете? Он расплатился за пиво. Он же никогда не платил! Он может пить, сколько хочет и ему не надо платить. Но он расплатился.
— И что? — спрашивает Пауль тоже шепотом. От случившегося у него кружится голова, и он плохо соображает.
— Это значит, — говорит Франка и запинается, у нее перехватывает дыхание. — Это значит, что я теперь свободна.
Она улыбается, и взгляд ее словно обращается внутрь, она прислушивается к себе, к своим чувствам. Пауль тоже пытается разобраться в своих ощущениях — так быстро все произошло! Это не было противно, нет, просто так внезапно! Он ничего и не понял, не почувствовал. Он заметил, что попал локтем в лужицу пива и его рукав намок, это да, это было. Что же было еще? Волосы Франки приятно пахнут, запах незнакомый, но хороший. Целуется она как сумасшедшая, до сих пор губы горят. Целоваться он тоже умеет, он просто не успел. Теперь она сидит перед ним, раскачиваясь, как китайская игрушка, улыбается во весь рот, смотрит на Пауля, а взгляд такой, какой был когда-то у матушки — обожающий. Рыжие распущенные волосы почти закрыли ее грудь. Какая странная вещь, эта грудь, когда голая — как два мешочка. Так качается, туда-сюда, туда-сюда. Пауль поднимает руку и касается Франки кончиками пальцев, Франка тут же наклоняет голову и целует его куда-то в запястье, будто птичка. Она красивая, когда так улыбается, думает Пауль, и веснушки ее совсем не портят. Франка берет его руку и накрывает его ладонью свою грудь, прижимает крепко. Новое ощущение — ладонь словно наполнилась. Будто рука и грудь были созданы по единой мерке, как раз друг для друга, не знали об этом, жили порознь, а теперь встретились.