— С'штинк, с'шайс штинк, пуц ма диз швайнрай! — гремит у Пауля в ушах. Смысл он хорошо понимает — кто-то негодует на вонь и требует убраться в свинарнике, но вот на каком языке это сказано? Пауль помнит, что с языком есть какая-то сложность, что-то надо не перепутать, но вот что?
Пауль чувствует, что ему вытирают тряпкой ботинки, он приподнимает одну ногу, затем другую, как дрессированный медведь. Перед глазами маячит чья-то набриолиненная макушка.
— Э-э… — говорит Пауль.
Макушка запрокидывается и на Пауля теперь смотрит растеряно улыбающееся юное лицо, очень знакомое — курчавая бородка, нос пуговкой — это же Мориц, то есть, мм… Мартин, младший писарь Мартин Юнг, его помощник.
— Помогай Бог, Мартин… — бормочет Пауль, довольный, что встретил знакомого.
Мартин не отвечает на пароль, почему? Он лишь молча встает, делает шаг назад, вдвигается спиной в темноту, исчезает. Прощай, Мартин, думает Пауль, было приятно тебя снова увидеть.
— Альзо, майне херрен, прошу всех не участвующих в разбирательстве выйти, — говорит кто-то за спиной. Начинается топот и хождение, потом хлопает дверь и слышен звук ключа.
— Ну, что, господин Штайн, вы уже пришли в себя? — спрашивает незнакомый голос.
Этот вопрос озадачивает Пауля, он погружается в размышления и медлит с ответом. Не придумав ничего, вздыхает.
— Запомните, что плевательница стоит от вас слева. — говорят ему. — Как у зубного врача. Вы ведь лечили зубы? Итак, слева.
Пауль медленно поворачивает голову и смотрит на плевательницу мутным взглядом. От ее вида Пауля снова подташнивает, и он спешит отвернуться. Спрашивающий, тем временем, скрипит стулом и шуршит бумагами. Пауль пытается разглядеть своего визави, но видит лишь радужное гало вокруг сияющего неземным светом рефлектора настольной лампы. Угольная спираль по центру так раскалена, что кажется черной.
— Свет… уберите… — мычит Пауль сквозь боль в глазах.
— А вы будете отвечать на вопросы? Хорошо, господин Штайн, я передвину лампу, а вы скажете мне свое имя, общевойсковой номер и адрес места проживания до призыва.
Световой столб рушится Паулю в ноги, яркое желтое пятно проносится по половицам, взлетает на стол, устраивается на разложенных бумагах. Пауль видит две бледные руки, нервные пальцы крутят черную автоматическую самописку. Постепенно проявляется окружающее — мундир, пуговицы, погоны… э-э… капитана, теперь виден подбородок, нос, на секунду автомобильными фарами вспыхивают очки, завершает парад высокий лоб с залысинами. Кто-то совершенно чужой, неизвестный.
— Мы знакомы? — с надеждой спрашивает Пауль. Сидящий напротив хмыкает.
— Я — капитан Кольбекер, назначен снять с вас показания. Вам известно, в чем вас обвиняют?
Да, Паулю это хорошо известно.
— Прекрасно. Итак, еще раз, господин поручик, ваше имя, номер и адрес?
— Меня зовут Штайн, Людвиг Штайн.
— Это ваше настоящее имя?
— Что?
— Есть ли у вас другие имена? Как вас еще зовут?
— Людвиг Штайн.
— И это все?
Пауль молчит.
— Хорошо, пока запишем так, — Кольбекер скрипит пером. — Теперь ваш общевойсковой номер?
— Гм… шестьдесят шесть, э-э… четыреста пятьдесят шесть.
Привет, Карлхайнц, привет, мой сладенький…
Кольбекер роется в каком-то увесистом томе, шуршит страницами.
— Да, шестьдесят шесть — это Шлезвиг, может быть, очень может быть, — бормочет он, найдя нужную строчку. Однако, голос его полон сомнения. — Теперь, будьте добры, ваш гражданский адрес.
— Любек.
— Любек, а дальше?
— Швайненгассе.
— И номер дома?
— Пять. Или нет, шесть. Нет, пять.
— Или, все же, шесть? Вы не помните номер своего дома?
— Это не мой дом.
— А чей?
— Мясника. Я снимаю комнаты у мясника, сверху, верхний этаж…
— Хорошо, пока я записываю пять. Все равно мы пошлем запрос и к вечеру уже получим ответ. Теперь ваше звание, должность и место службы.
— Вам же и так известно…
— Мне, конечно, все известно, но вы должны сами признаться.
— В чем?
— Вы прекрасно знаете в чем, господин Штайн! — Кольбекер наклоняется вперед, поворачивая при этом голову несколько набок, отчего свет лампы падает ему на лицо под неестественным углом и на Пауля словно глядит Мефистофель. — В убийстве вашего начальника, майора Райхарта.
Словно Господин Граф разом высосал весь воздух из комнаты — Пауль пытается вдохнуть, но он вдруг забыл, как это делается, и вместо того лишь с хрипом глотает, пока судорога не сводит ему мышцы шеи. Он прижимает ладонь к горлу и мычит от боли, потрясенно тараща глаза на вскочившего Кольбекера. Капитан льет воду из графина в стакан, мимо стакана, на бумаги, в глазах его опасение и торжество — убийца выдал себя, почти признался. Теперь лишь бы не окочурился от страха, надо его дожать, а потом повесить, непременно повесить.