— Будет, будет, Завина! — вмешался Иван. — Канач ведь тоже не убил его. Друзья были, надо понимать... А теперь что ж... Не Канач, так другой вожак нашелся бы. Липин с Чириковым так озлобили здесь все стойбища, что о мире все равно не договориться.
— Истинно так, Иване, — подал голос Мартиан. — Всякое стадо находит своего пастыря. Рассеем с божьей помощью неприятеля.
Семейке пора было вставать в караул. Поэтому, допив чай, он поднялся из-за стола, солидно пробасив:
— Ну, бывайте!
За ним сразу поспешил Кулеча. Мартиан тоже не стал задерживаться.
— Всяк, кто веру имеет и крестится, спасен будет,— сказал он на прощанье. — Не страшись, Иване, завтрашнего дня. Стрелы язычников господня рука разнесет прочь, как ветер разгоняет тучи. Думаю, крест сей не одного язычника обратит в бегство.
Увидев в дюжей руке Мартиана тяжелый, фунтов на двадцать, медный крест, Козыревский улыбнулся:
— Серьезное оружие. Не только язычника, но и быка испугает.
— На сей щит мой и меч все мое упование в завтрашнем бою, — подтвердил Мартиан.
Семейка с Кулечей, выйдя из землянки, долго шептались о чем-то, после чего Кулеча перебрался через вал и исчез в ночной тундре. Каким чудом было бы, если бы их с Кулечей план удался, думал Семейка, заступая на свой пост рядом с Анцыферовым.
Утро не принесло никаких изменений. Камчадалы по-прежнему стояли в тундре, держась вне досягаемости для ружейного огня.
Семейка, взобравшись на вал, попытался вызвать Канача на переговоры, но, когда возле его уха просвистела стрела, он соскочил с вала внутрь укрепления. Наверняка стрелу эту послал Канач. Вряд ли кто другой мог послать стрелу на такое расстояние. «Кулеча, ну что же ты, Кулеча?» — тоскливо подумал Семейка. Видно, их план не удался.
После скудного завтрака — казаки доели остатки рыбы и выпили последнюю воду — Анцыферов велел Мартиану служить молебен. Следовало немедленно идти на вылазку, пока казаки не ослабели от голода, не измучились в ночных караулах.
Молебен отстояли с обнаженными головами. Ветер с гор, несший редкие белые облака и суливший хорошую погоду, развевал волосы казаков — русые и темные, рыжеватые и совсем белые, как лен, выгоревшие на солнце.
Прочитав краткую молитву о даровании победы, Мартиан закончил так:
— Братья-казаки! Идя в сражение, будьте тверды духом, все грехи ваши отпущены, и не смерть пусть страшит вас, но всякое колебание прийти на выручку попавшему в беду товарищу. Всякая мысль обратиться вспять — гибельна, ибо если нынче дрогнет один — погибнем все. Тот, кто дрогнет, проклят мной заранее! Аминь!
Суровая эта речь произвела на казаков впечатление, они почувствовали себя еще крепче связанными друг с другом.
В тот миг, когда Анцыферов уже стал поднимать руку, чтобы подать казакам знак о выступлении, Семейке вдруг почудилось какое-то смутное движение в неприятельском лагере. Солнце било в глаза, мешая рассмотреть получше, что там происходит, но походило это на какую-то военную схватку. «Кулеча!» — радостно подтолкнуло его что-то изнутри, и тогда он вскочил на ноги, вцепился в руку Анцыферова.
— Стойте! Стойте! — звонко и ликующе разнесся его голос над укреплением. — Смотрите туда! Сейчас произойдет что-то.
Анцыферов с Козыревским, как и все казаки, вначале с недоумением уставились на Семейку: уж не спятил ли хлопец, но потом стали всматриваться в сторону неприятельского лагеря.
Там действительно происходило что-то непонятное: в центре подковы словно бы кипел бой. И туда, к этому центру, с левого и правого крыла двигались неприятельские воины. И вот, когда все камчадалы и курилы стянулись к месту схватки, бой постепенно стал затихать.
— В чем дело? — подступили казаки к Семейке. — Что там происходит?
— Там Кулеча! — с горящими глазами ответил он, словно одно это имя должно было все объяснить сбитым с толку казакам. — Я его послал туда сегодня ночью.
— Зачем? — удивленно спросил Козыревский.
— Там ведь князцы с ближних рек, которые никогда не хотели войны. Войны хочет один Канач и его ближние. Я велел Кулече передать, что мы готовы забыть все обиды, если нам выдадут Канача и согласятся платить ясак, как и прежде.
— Гляди-ка! — весело приподнял брови Анцыферов. — Казак Ярыгин уже решает за меня с Козыревским отрядные вопросы!
Семейка покраснел до ушей.
— Ну будет, будет! — положил ему на плечо руку Анцыферов. — Что краснеть, как девица? Еще неизвестно, что там происходит у них.