По ночам с горных перевалов открывались глазу зловещие огненные гребни, которые там и сям беспощадно прочесывали смоляную тайгу.
На исходе августа, во второй половине дня, выползла из дымной тайги к Уракскому перевалу цепочка людей и вьючных оленей. Судя по разноцветным кафтанам и обильной растительности на лице, это были сибирские казаки и промышленные. Кое-кто из них вел в поводу верховых лошадей.
Впереди этого каравана шло несколько ламутов, на них были оленьи кафтаны с коротко — по-летнему — остриженной шерстью, расшитые мелким цветным бисером — одекуем, малахаи надвинуты до бровей, на ногах — короткие сыромятные бродни.
За спинами у ламутов болтались короткие луки в чехлах, на поясах — тяжелые расшитые колчаны, полные стрел с железными наконечниками. Только у самого молодого из них за спиной висел старенький самопал, которым обладатель немало гордился. Это был младший сын ламутского князца Шолгуна Умай. На кафтане Умая, кроме бисера, поблескивало полдюжины крупных медных монет и медных бляшек. Его самопал был знаком особой милости якутского воеводы к старому Шолгуну, унявшему по договоренности с воеводой многолетнюю смуту ламских родов вокруг Охотского острога.
Рядом с Умаем, ведя в поводу пузатую лошаденку, шагал Семейка Ярыгин. На его худом обветренном лице выделялись живые темные глаза и не по годам суровая складка над переносьем. Он служил при начальнике отряда Сорокоумове за толмача.
Сибирский губернатор князь Матвей Петрович Гагарин, выполняя волю царя Петра Алексеевича, отдал приказ якутскому воеводе послать казаков для отыскания морского пути из Охотска в Камчатку. Морской путь мог бы разрешить все трудности по доставке в Якутск камчатской пушнины. Немирные оленные коряки часто подстерегали отряды казаков, шедших сухим путем из Камчатки через Анадырь в Якутск, соболиная казна бесследно исчезала в тундре вместе с сопровождавшими ее служилыми. Более двухсот казаков оставили свои головы на этом крестном пути за первые десять лет после покорения Камчатки Атласовым. Для немногочисленного якутского гарнизона это была огромная потеря. За недостатком людей соболиные ясачные сборы не вывозились с Камчатки по нескольку лет.
Очередь идти на службу из ближних якутских волостей в дальний Охотский острог пала на казачьего десятника Ивана Сорокоумова, человека заносчивого, но ленивого и нерешительного, приземистого, неповоротливого, с оплывшим бабьим лицом. Чтобы придать ему решительности и энергии, его заранее осыпали милостями, приписали в дети боярские, снабдили его отряд пушками, придали даже сиповщиков и барабанщиков, словно он был по меньшей мере казачьим головой.
Однако ни корабельных припасов, кроме холста на паруса, ни знающих мореходов в Якутске не нашлось. Воевода понадеялся на казацкую смекалку. Строить суда казакам было не впервые. Авось и в этот раз управятся.
Выскочив «из грязи да в князи», Сорокоумов сделался важен, криклив и жесток. Как всякий недалекий человек, он старался ловить казаков на мелких провинностях и тут же пускал в ход плетку. К концу похода успел он перепороть почти всех служилых, не щадя даже своих бывших товарищей. Не только казаки, но и казачьи десятники таили на него злобу.
Неизвестно, чем бы все это кончилось (тайга — дело темное), да выручил Сорокоумова торговый человек Василий Щипицын. Появившись в Якутске, он умаслил воеводу богатыми поклонными и, оставив казачью службу, занялся торговлей. Было известно, что он быстро разбогател. Ходили слухи, что сам воевода был у него в доле.
Постепенно Щипицын стал правой рукой начальника отряда, заушником. Он все чаще бывал в палатке Сорокоумова, разделяя с ним то утреннюю, то вечернюю трапезу
Со Щипицыным заодно держались двое промышленных, братья Григорий да Петр Бакаулины, мужики дюжие, черные, что птицы-вороны, бывалые и ухватистые.
Приблизив Василия Щипицына и Бакаулиных, Сорокоумов обрел надежных советчиков и охранников. Почти половина казаков ходила в должниках у Щипицына и почитала его за своего благодетеля.
Промышленные, со своей стороны, надеялись использовать благоволение будущего управителя Охотска с немалой для себя выгодой.
Минуло полтора месяца с того дня, когда отряд Сорокоумова выступил из Якутска. За это время казаки одолели воды Алдана и Маи, вышли на Юдому и миновали Юдомский Крест. По берегам всех рек дымили пожары. Лица казаков прокоптились и почернели. На Юдоме, обходя лесные палы, едва не заблудились. Здесь уже якутские стойбища сменились ламутскими, и Сорокоумов на чем свет стоит клял Умая, который теперь вел отряд, как знаток здешних мест.