— Поклон вам низкий, купцы-молодцы, — начал он с ожесточением. — Растолкуйте мне, человеку глупому и темному, как это вам удалось взбунтовать всю тайгу и тем стать поперек дороги делу государеву?
— Чего валишь все на нас? Спроси с Сорокоумова. Он тут был всему голова! — вскочил с лавки рябой горбоносый промышленный.
— С Сорокоумова спросит воевода в Якутске! — наливаясь гневом, ударил по столу кулаком Соколов. — Быть ему в железах до скончания живота! А с вас спрошу я, спрошу строго и по всей справедливости! Отвечайте мне, что брали и что давали взамен.
Промышленные, притихнув, молчали.
— Знаю я, что вы давали взамен! — продолжал сурово Соколов. — Год вели торговлю, а амбары у вас все еще полны товарами. Давали малость, пустяк, а брали сам на сто?
— Дозволь слово молвить, Кузьма, — спокойно поднялся с лавки Щипицын, который рассчитывал на то, что Соколов покипит-покипит да и остынет. — Вот ты говоришь: сам на сто. Высоко берешь. Столь мы не брали.
— А мы в амбарах ваших поглядим! — усмехнулся колюче Соколов.
— А хоть бы и сам на сто! — заносчиво продолжал Щипицын. — Разве ты не знаешь, на что мы идем? Или нам головы не жалко? Вместе с вами, казаками, мы мрем лютой смертью от холода и голода, вместе с вами у нас десны гниют, выпадают зубы и волосы от хворобы, вместе с вами стережет нас стрела инородческая. Во сколько ж ты нашу жизнь ценишь, Кузьма?
— Во, во! — поддержали Щипицына промышленные.
— Ты об нас, Кузьма, подумал? Или некрещеные инородцы ближе твоему сердцу?
— И это вы-то крещеные? Да где же на вас крест? — сузил глаза Соколов. — Где крест на вас, я спрашиваю, ежели вы принуждаете инородцев одну пушнину промышлять, забыв, что им еще кормить семьи надо? Иль вы не знаете, что инородец кормит семью охотой на зверя, шкура которого вам не нужна? Пошто в голод целые стойбища повергли? Иль у них детишек малых нету? Иль они есть не просят? Иль они вашим одекуем да сивухой кормить голодные рты будут? Где же крест на вас, я спрашиваю? Нету креста на вас! В гнус превратились! Присосались — не отодрать!
— Пошто торговых людей унижаешь, Кузьма? — озлился Щипицын. — Тебе ведомо, что нас сам государь жалует и привечает. Мы противу ясачной подати даем государю вдвое рыбьего зуба и мягкой рухляди. И государь ценит нас за это.
— Государь ценит купцов, а не насильников и разбойников, — прервал его Соколов. — Не пользуйся именем государя ради корысти своей. Вот мое решение. Половину товаров, что у вас в амбарах, я отписываю на государя. Как только установится мир с инородцами, прикажу развезти товары по стойбищам. Чтоб долги ваши покрыть. Не хватит — добавлю из государевой подарочной казны. А теперь — клади ключи на стол от амбаров!
— Клю-у-учи?! — захохотал Щипицын. — Да кто ж тебе позволит нашим добром распоряжаться? На то и сам воевода решиться не мог бы. Аль ты разбоем надумал заняться? Мы ведь и до государя дойти можем. Он-то нас выслушает! Не миновать тебе тогда пытошных расспросов, пошто государевых торговых людей грабил.
— А ты мне не грози! — спокойно сказал Соколов. — Не только перед воеводой, и перед самим государем ответ держать я не боюсь. Как сказал — так и будет. Ключи на стол.
Увидев, что Соколов не шутит, промышленные впали в ярость.
— На-кася, выкуси наши ключи! — закричал рябой промышленный. — Можешь голову снять, а ключи не дадим!
— Не дадим! Грабеж! Глядите на этого басурмана треклятого! — загалдели в ярости промышленные, обступая Соколова.
Соколов подал знак, и в избу, гремя прикладами пищалей, вошли несколько казаков.
Промышленные отпрянули от стола к лавкам.
— Вот что, купцы-молодцы! — повысил голос Соколов. — Я ведь вас не шутки шутить звал. В тайге — бунт. Вина — ваша. Тут мне пытошными расспросами кто-то грозил. Будут вам такие расспросы. Сегодня же прикажу дыбу строить. Тогда прояснеет, кто сколько наворовал. Сдается мне, что придется забрать не только половину, а и все ваши товары. Ну, если кое-кто после дыбы богу душу отдаст — дело не мое. Сами напросились.
Невнятно бормоча проклятия, промышленные кидали ключи на стол начальника острога.
Целый день перетаскивали казаки товары из амбаров провинившихся промышленных в склад с государевой подарочной казной.
Уладив дела с промышленными, Соколов с особой тревогой ждал вестей из тайги. Скоро стали прибывать первые сплотки леса. Лес громоздился в штабелях у стен острога, часть его Соколов приказал сплавить вниз, к устью Охоты. Здесь, в лимане, образованном при впадении в море Охоты и Кухтуя, на берегу тихой заводи, и решено было закладывать верфь. Тут строились высокие козлы для пилки бревен, длинные навесы на столбах для сушки леса, чаны для запарки брусьев остова судна, жилые постройки, склад и баня.