Можетъ быть, здѣсь былъ и главный политическій недостатокъ этого замѣчательнаго, образцово-порядочнаго, во многихъ отношеніяхъ незамѣнимаго, человѣка. Онъ исполнялъ всѣ свои обязательства — и того же требовалъ отъ другихъ. Германія обязательствъ не выполняла, — онъ и говорилъ каждое воскресенье о «la mauvaise foi de l’Allemagne» и, наконецъ, послалъ въ Рурскую область судебнаго пристава. Европа могла погибнуть, но «la mauvaise foi de l’Allemagne» была доказана съ совершенной очевидностью.
Его рѣчи по ясности построенія, по логической силѣ, по юридическому обоснованію — верхъ совершенства. Политическая цѣнность ихъ ниже: онъ, по природѣ, спорщикъ, — большой недостатокъ для государственнаго дѣятеля. Однако, неудача политики Пуанкарэ была бы много нагляднѣе, если бы противоположная политика достигла лучшихъ результатовъ.
Самыя же удивительныя слова Пуанкарэ были имъ какъ-то сказаны на завтракѣ Гонкуровской Академіи (онъ, кажется, состоялъ ея юрисконсультомъ) :
«За всю свою жизнь я ничего не сдѣлалъ. Ничего дѣлать не смѣлъ. Я ничего не дѣлаю и теперь, ибо не знаю, во имя чего нужно дѣйствовать».
Кажется, если-бъ нарочно выбрать — кто никакъ не могъ это сказать? — надо было бы назвать Пуанкарэ.
___________________________
Квартира Клемансо на улицѣ Франклина. Но ее я видѣлъ не только на экранѣ.
Въ этой квартирѣ въ теченіе сорока лѣтъ прямо или косвенно дѣлалась французская, а то и міровая, исторія. Первое отъ нея впечатлѣніе: небогато жилъ знаменитый человѣкъ. Три съ половиной комнаты во дворѣ, — правда съ крошечнымъ садомъ. Мебель такая, какую можно найти у зажиточныхъ русскихъ эмигрантовъ: покойныя кожаныя кресла, красный «бобрикъ» въ кабинетѣ, книжныя полки хорошей работы. Не идутъ въ счетъ картины Моне, вѣроятно, подаренныя Клемансо художникомъ, его ближайшимъ другомъ; да еще нѣсколько цѣнныхъ старинныхъ вещей. Однако, свой стиль въ квартирѣ есть; на квартиру зажиточнаго эмигранта она все таки не похожа. Онъ и въ книгахъ, и въ старинныхъ вещахъ зналъ толкъ.
У изголовья постели, на которой онъ умеръ, виситъ телефонъ; въ 1917-19 г. г. исторія дѣлалась при помощи этого телефона. Тутъ же лежитъ браунингъ, — Клемансо всю жизнь прожилъ въ опасности. На столѣ гусиныя перья. Онъ до конца своихъ дней не признавалъ ни стальныхъ перьевъ, ни самопишущаго пера. Гусиными перьями писалъ и «коммунистъ» Анатоль Франсъ. Едва ли человѣкъ, пользующійся гусиными перьями, можетъ быть большевикомъ.
Въ кабинетѣ всѣмъ извѣстный по фотографіямъ столъ подковой, сдѣланный по образцу, вырѣзанному самимъ Клемансо изъ картона. Но работалъ ста рикъ въ послѣдніе годы не въ кабинетѣ, а въ спальнѣ; а отдыхалъ не въ кабинетѣ, а въ столовой. Почему? Объ этомъ сказано въ описаніи послѣднихъ дней князя Николая Болконскаго: «Вездѣ ему казалось нехорошо, но хуже всего былъ привычный диванъ въ кабинетѣ. Диванъ этотъ былъ страшенъ ему, вѣроятно, по тяжелымъ мыслямъ, которыя онъ передумалъ, лежа на немъ. Нигдѣ не было хорошо, но, все таки, лучше всѣхъ былъ уголокъ въ диванной за фортепіано»... Старый мизантропъ, спасшій Францію, былъ очень несчастенъ, — онъ самъ это сказалъ. И тѣ два знаменитыхъ человѣка, о которыхъ я только что вспомнилъ, говорили о себѣ то же самое. «Я за всю свою жизнь не зналъ ни одного счастливаго дня, ни одного!» — сказалъ Анатоль Франсъ. «Халифъ Абдурахманъ имѣлъ въ жизни четырнадцать счастливыхъ дней, а я, навѣрное, не имѣлъ столько», — говоритъ Толстой.
_____________________________
«Le piatiletka ou le fameux plan quinquennal!».
Огромные заводы. Трубы еще не дымятся. Но скоро будутъ дымиться. Клемансо говорилъ, что рѣчь Жореса онъ узнаетъ по одному безошибочному признаку: всѣ глаголы въ будущемъ времени. Къ пятилѣткѣ это замѣчаніе подходитъ гораздо лучше.