Передъ заводами улыбающіеся люди. Они будутъ хорошо одѣты, и улыбка у нихъ будетъ веселѣе. Но сейчасъ видъ у этихъ людей жалкій, несмотря на всѣ старанія совѣтскихъ самородковъ-режиссеровъ.
Я ѣхалъ въ автобусѣ изъ Ниццы въ Гренобль Мы проѣзжали черезъ маленькіе прелестные полугородки- полудеревушки. Чуть ли не въ каждомъ есть захудалая гостиница съ пышнымъ названіемъ: «Hôtel Splendid, électricité» или «Hôtel Majestic, confort moderne». Тамъ это électricité обезоруживало своей наивностью. Здѣсь то же самое преподносится на показъ всему міру. Они хотятъ создать совѣтское Чикаго. Въ дѣйствительности, та же Царицынская слободка, но испорченная нелѣпой претенціозностью.
Европѣ такъ въ послѣднее время надоѣла «анархія капиталистическаго хозяйства», что она съ почтительнымъ изумленіемъ глядитъ и на коммунистическую корову въ американскомъ сѣдлѣ. Потому что «le piatiletka». Планъ. Быть можетъ, скверный планъ, но планъ.
Наше бѣдствіе — короткая память. Плановое хозяйство велось, напримѣръ, въ Германіи въ 1914-18 г. г. съ гораздо большимъ успѣхомъ, чѣмъ теперь въ СССР, — «30-процентная недохватка» у Круппа или «40-процентная недопродукція» въ производствѣ жировъ повлекли бы немедленно катастрофу на фронтахъ. Въ воюющей Германіи, вдобавокъ, плановое хозяйство осуществлялось при неизмѣримо болѣе тяжкихъ условіяхъ, — ужъ, во всякомъ случаѣ, безъ дружной помощи со стороны всѣхъ дураковъ и мошенниковъ капиталистическаго міра.
Намъ, кромѣ того, самымъ серьезнымъ образомъ говорятъ, что совѣтская молодежь горитъ и кипитъ отъ восторга, вызываемаго въ ней пятилѣткой. «Посмотрите на эти сверкающіе глаза, на эти вдохновенныя лица!» — Когда же слащавая фальшь надоѣсть русской интеллигенціи? Молодежь можно увлечь поэзіей войны. Часть молодежи можно увлечь поэзіей террора, — книга Степняка-Кравчинскаго стоила жизни немалому числу людей. Но у совѣтской молодежи уже четыре года «въ порядкѣ непрерывки» горятъ глаза отъ того, что «благодаря ликвидаціи обезлички и уравниловки въ зарплатѣ, хозразсчетныя бригады арматурщиковъ на Турбостроѣ четко выполняютъ регулировочное заданіе съ недопродукціей лишь въ 18 процентовъ, вызываемой вылазками еще не ликвидированныхъ съ корнемъ рвачествующихъ классовочуждыхъ одиночекъ»... Нѣть, ужъ лучше бы наши психологи спорили безъ «горящихъ глазъ молодежи» и безъ ссылокъ на творчество кинематографическихъ самородковъ.
_______________
Было бы странно, если бъ вслѣдъ за «1е ріаtiletка» на экранѣ не появился и Бернардъ Шоу.
Онъ, повидимому, говоритъ рѣчь. Его рѣчи мы въ свое время читали въ газетахъ, — о русскихъ, которые любятъ спать по пять человѣкъ въ одной комнатѣ, вѣроятно, изъ боязни привидѣній, объ осчастливившемъ Россію безошибочномъ сердцевѣдѣ Ленинѣ.
Онъ хорошо говоритъ; передергиваетъ такъ, что, вѣроятно, самъ того не замѣчаетъ. Въ древности, у ораторовъ и воровъ былъ одинъ богъ, Меркурій. Что съ него взять? Въ своей недавней полемикѣ съ Невинсономъ Бернардъ Шоу писалъ ему:
«Настоящій художникъ не можетъ быть джентльменомъ. Я самъ не джентльменъ».
«Veritatem unice dilexit».
Онъ «хочетъ слиться съ міромъ обиженныхъ и неимущихъ». Гандизмъ милліонеровъ вещь нестерпимая. Другой знаменитый англійскій писатель, сверстникъ Бернарда Шоу, сказалъ: «Меня мало безпокоитъ, какъ живутъ бѣдные люди. Я сожалѣю лишь о томъ, что они вообще живутъ». Теперь этотъ писатель старъ, вышелъ изъ большой моды и, кажется, почти ничего не зарабатываетъ. Это очень пріятно. Но было бы много пріятнѣе, если-бъ, напримѣръ, въ результатѣ какой-либо банковой катастрофы Бернардъ Шоу могъ по настоящему слиться съ міромъ неимущихъ: «Dieu qu’on est orphelin quand ou n’a point d’argent!»
Нѣсколько преувеличена, конечно, и его оцѣнка Ленина. Ленинъ зналъ толкъ въ людяхъ, но называть его безошибочнымъ сердцевѣдомъ не приходится.
Изъ письма Ильича къ Максиму Горькому (декабрь 1912 года):
«Малиновскій, Петровскій и Бадаевъ шлютъ Вамъ горячій привѣтъ и лучшія пожеланія. Парни хорошіе, особенно первый».
Первый изъ хорошихъ парней былъ, какъ извѣстно, приставленный къ Ленину агентъ Департамента Полиціи.
Сердцевѣдъ, но не безошибочный.
___________________
Калининъ, въ присутствіи Литвинова, принимаетъ новаго французскаго посла графа Дежана.
Всѣ трое, повидимому, чувствуютъ себя неловко, — меньше всего Литвиновъ, больше всего Дежанъ. Его семейныя традиціи отнюдь не революціонныя: дѣдъ былъ главой французской полиціи, а прадѣдъ предсѣдательствовалъ въ военномъ судѣ, приговорившемъ къ смерти Мале. Быть можетъ, графу Дежану не нравится біографія Литвинова?