— Скажи, а как твоя мастерская на площади оказалась? Все остальные дома и лавки тут… — Хедвика покрутила рукой, подыскивая слово, — ну… пороскошней. Побогаче… Как на парад выстроились. А твоя…
— Да что ты за любопытная такая? По красоте будешь судить — ничего путного не узнаешь и не увидишь. Меньше спрашивай, больше подмечай. Вон, заказчики из дворца приходили — так, надо думать, для правителей работаю. А правителям своих мастеров под боком всегда удобней держать, вот и выделили местечко на этой площади.
— Но ты ведь не только королевский ювелир, а, мастер Грегор? И о библиотеке твоей правители не ведают. И синие шары эти…
— Опять о шарах! Мясо подгорает, снимай! И рис недоварен. Какая ж ты хозяйка? Пока лясы точишь, огонь своё дело делает!
Хедвика спрятала усмешку и бросилась к противню с мясом. Очаг тут, видать, тоже «оживлённый», раз так быстро жарит.
Пока она выкладывала поджаристые кусочки на блюдо, Грегор подоспел с целой миской риса. Брякнул на стол кувшин молока, высыпал в плошку миндаля, вытащил из буфета плетёный коробок вроде тех, с какими хозяйки на рынок ходят, только поменьше. В нём оказалась баночка мёду, вяленые груши, сушёные абрикосы и лиловый чернослив.
— Ну, пожуём, — провозгласил мастер, разливая молоко по высоким стеклянным кружкам. Хедвика пристально следила за его трапезой, но не заметила, чтобы он взял хоть кусочек мяса. Грегор горстями сыпал в рот рис, щедро заедал мёдом, закусывал миндалём и запивал молоком, но ни разу не потянулся к широкому, чернёного серебра блюду с дичью.
— А мясо для кого? — наконец спросила она, очищая от кожуры миндаль и обмакивая его в мёд.
— Мясо — для тебя. Поди, отродясь не едала.
— Отчего же. Едала, как в Грозогорье явилась.
— Ну вот и сейчас ешь. А то как смерть бледная — после океанских-то своих приключений. Ешь, да только гостям ещё оставь.
— Снова гостей ждём?
— Каждый вечер ждём. И каждый вечер они голодными являются. После трудов-то их — как голодным не быть. Только не спрашивай, не спрашивай, что за гости. Вот ведь виноградница-любопытница свалилась мне на голову!
— Так прогони, — предложила Хедвика. — Хоть и славно у тебя, а я себе и другое место подыщу.
— У меня славно? — удивлённо расхохотался Грегор. — Вот удружила! Что ж тут славного?
— Книги твои, дверь заколдованная, розовые свечи. Гости, речи, синие шары. И пахнет у тебя здесь всюду — пылью, пылью каменной…
— А тебе, значит, и это по нраву... Ну а как не пахнуть, если с камнем имею дело. Ладно уж, будь пока при мне, не гоню. Да и Файфу обещался за тобой присмотреть, поберечь. Не знаю, чем ты ему приглянулась, но приглянулась, видать, крепко. Может, лицом, может, повадкой. А может, шаром твоим.
— Так расскажи уж, что это за шары такие! Сколько можно вокруг да около?
Грегор дохнул на стёкла своих огромных очков, протёр рукавом сюртука. Поглядел на Хедвику:
— Сама-то как думаешь?
Она проглотила чернослив, склонила задумчиво голову.
— Думаю, что это каменная магия, только не та, что из-под полы продаётся, а та, что внутри у людей. И много её, и синим светит. Только не пойму, у каждого она есть или нет.
— Почти угадала, — закивал мастер. — Магия это, да только не каменная. Внутри у людей, да только не у всех. Откуда, у кого шар берётся — неведомо, да только один с рождения колдовать без всякой пыли способны, а другие, как ты, до поры до времени и вовсе об этом не слыхивали. Кое-кто и всю жизнь проживёт, а о том, как синий шар с каменной пылью связан, не услышит. Не кричат об этом на всех углах, виноградная, сама понимаешь…
— Шары эти неживое оживлять помогают? Или ворожбу в долг к крови примешивают? В океан манят, дурную дрёму влекут?
— И то, и другое, и третье, и всё не то. — Грегор протянул к ней руку, указал на сердце: — Чувствуешь, внутри горчит, горячеет?
— Нет, — удивлённо ответила она.
— Это потому, что о шаре своём не думаешь. А он-то и примешивает колдовство к крови, как ты говоришь. Оттого у колдунов настоящих и кровь с просинью, что шар синий.