- не могу быстрее, сам попробуй, как это,- психанул Льюис.
- о, не сомневайся, уж я-то знаю, как это. А теперь возьми это,- Джеймс взял близлежащий камень.
- килограмма два. Вот держи его и продолжай бег. А ты Софи расскажи, как ты впервые в руки автомат взяла.
Льюис взял камень и качнулся от его веса. Он поднимал одну ногу, вторую и пыхтел. То ли от обиды, то ли от усталости.
- Впервые я взяла автомат без спроса. Мне было где-то лет десять. Я начала с ним играть, но, в общем, я упала и его на себя уронила и выбила себе глаз. Он потом еще неделю заплывший был. И я получила от отца звиздюлей по полной программе, что потом не только нормально видеть не могла, но и сидеть. Слава Богу он был не заряжен,- Софи и Джеймс засмеялись.
-Тяжело тебе?- спросил Джеймс, заглянув Льюису в глаза.
- Да, -проворчал он.
- тогда повторяй за мной: «Я больше никогда..
- я больше никогда..
- не буду проситься на вылазки..
- не буду проситься на вылазки..
- потому что это безмерно тяжело..
- потому что это безмерно тяжело..
- и я буду относиться уважительней к своей сестре..
- и я буду относиться уважительней к своей сестре..
- ведь она прожила и знает больше меня»
- ведь она прожила и знает больше меня,- Льюис бросил камень в сторону.
- А теперь извинись.
- простите меня, можно мне домой, холодно?- Льюис опустил глаза.
- вон ведро, можешь там ноги вымыть и дома возьмешь из аптечки спирт и натрешь ноги, понял?
- да.
- а если нажалуешься, будешь бежать на месте в грязи всю ночь, ты уяснил урок?
- Да, Джеймс,- Льюис побежал к ведру возле дверей в метро.
- Обувь с носками не забудь,- крикнул Джеймс вдогонку, и они с Софи захихикали.
- тебе следует потренироваться пострелять из магнума твоего.
- да, хорошо, потренируюсь.
Закат подкрадывался незаметно, дыша вчерашним дождем, он принес зыбкую прохладу. Серо-зеленый город наполнялся багрянцем, будто какой-то суицидник так долго хотел и, наконец, вскрыл себе многострадальческие вены. У Джеймса весь день собирался в душе комок, и вот под вечер он упал на самое дно сердца и заставлял его биться сильнее и больнее. С каждым ударом оно не только гоняло кровь по телу, но и доставляло колющую боль, которая отражалась в самой душе. Мама до вечера была неразговорчива, может, молилась. Софи была спокойна, хотя по ее сизым щекам можно было понять, что она боится, хотя и скрывает это. Двойняшки не разговаривали с Джеймсом и Софи. Они занимались нужными делами беспрекословно, все, что им говорят, но они дулись. Джеймс не обращал на это внимания, это дети, принести им по шоколадке, и они тут же все забудут. Софи была слишком занята сборкой провианта, чтобы заметить то, что на нее кто-то тут обижается. Солнце собиралось отдать последний лучик, когда Джеймс взялся проверить оружие. Надпись на автомате с горечью смотрела на Джеймса.
-Почему вселенная так к нам жестока?! – Джеймс хлебнул холодной воды,- и с этой ледяной водой надо завязывать, не хватало еще заболеть,- он откашлялся,- мама, если Бог тебя слышит, попроси его отсрочки для нас. Софи слишком маленькая, чтобы умирать. А я смогу справиться. Я должен. Ради Софи. Ради мамы. Они мне свои жизни доверяют, а я струшу?! Этого не будет.
В кухне никого не было. Мама с Андреа были в ванной комнате, Льюис в комнате внизу сидел за конструктором, а Софи тоже была внизу, но что она делала, Джеймс не знал. Может, рисует или делиться мыслями с ежедневником, или плачет. Мало ли, что может делать девочка- подросток, запершись в своей комнате. Джеймс отдал ей свою комнату, когда перешел спать в кухню, сразу как отца не стало. Двойняшки и мама спят в гостиной. Джеймс строго- настрого запретил им заходить в комнату Софи без ее разрешения. А Софи никому и не разрешала.
- Что это ты там делаешь, мелкий говнюк?!- громогласный голос отца сквозь скрип открывающейся двери врезается в затылок и, холодным дождем сползает к шее и охватывает всю голову. Холодный пот выступает на лбу, и Джеймс, дернувшись, прячется с головой под одеяло. Мышцы внизу живота дико свело, как бывает, сводит ногу, когда отсидишь. Еще несколько секунд назад его половой орган испытывал доселе невиданные и прекрасные ощущения, а сейчас он до боли сжался и безостановочно сокращал мышцы. От боли Джеймс зажмурился и сжал зубы, но не издал ни звука. Капля пота скатилась по виску.
- Я видел, что ты там делаешь, а ну, вылась! Не смей заниматься этой херней в моем доме! Маленькая сволочь!- отец сдергивает с него одеяло и сталкивает на пол. Джеймс почувствовал, как невольная слеза выступила на ресницы. Он лежал на жестком ковре и пытался надеть чуть спущенные трусы. Дотрагиваться было больно, но еще больнее делал стыд.