Темнота рассеивалась, будто эти бугорки на ножках разгоняли ее, как туман. Чавканье продолжалось и только подойдя вплотную и завидя это существо, Джеймс понял, что чавканье было следствием отрывания кусков гнилого мяса от шницеля. Неимоверного размера мокрица со своим еще не вылупившемся потомством на спине, вцепившись двумя лапками в мясо, которые были как клешни, аппетитно чавкала кусок. Ее длинный рот, как одна большая клешня, сдавливал и проталкивал размягченное мясо в глотку. Шесть бугорков на ее спине подрагивали и хлюпали. Черные в темноте вены двигались, как живые волосы. Страх оказался сильнее рвотных позывов. Увидев Джеймса, мокрица замерла. И Джеймс замер. Он не знал, где у этого животного глаза, но точно был уверен, что оно смотрит на него. Она переступала с одной лапки на другую, с другой на третью, с третьей на четвертую и так далее. Через секунду мокрица взяла кусок мяса в рот, стремглав понеслась в стену и протиснувшись в дыру на полу в углу, исчезла, шурша лапками. В ту же секунду Джеймса вырвало.
- Я их не трогала,- голос Софи уже неподдельно начал дрожать. Мать-ворона, как третейский судья, бесстрастно наблюдала за страхом и дрожью врасплох застатой путницы. Вдруг сухая нога на что-то наступает и слышен противный сухой треск. Софи опускает только взгляд, чтобы посмотреть себе под ноги, но потом ее глаза округляются и вырывается протяжный визг. Где-то с дерева сорвалась стайка воробьев. Кроссовка Софи уперлась в человеческий белый сухой череп, раздавив отделенную от него нижнюю челюсть. Несколько зубов отлетело.
- КККРРАААА!- заверещала ворона и, взмахнув крыльями, поднялась в воздух, а потом как ястреб нацелилась обрушить свой огромный клюв на голову Софии. Софи, пригнувшись, понеслась к двери, закрывая обеими руками свою голову.
- Сука! Дже-э-эймс!- все случилось в мгновении ока. София неслась к дверному проему, но брат был уже тут как тут.
- Быстрее!- закричал Джеймс и Софи прыгнула через порог. Брат захлопнул наотмашь дверь и схватился за ручку. Ворона не успев затормозить, воткнулась клювом в дверь насквозь. Слышалось горловое рычание и хлопанье крыльев. Ворона пыталась вырваться.
- Стреляй! Софи, стреляй!
- не могу!
- Сделай что-нибудь, я не могу так стоять до скончания времен!
Софи трясло. Она судорожно думала, как бы избавиться от птицы, не причиняя ей вреда, чтобы птенцы не остались без матери. Она быстро сняла арбалет и ударом приклада освободила клюв матери-вороны. Ворона отлетела, а потом с новой силой бухнулась в дверь, а потом еще и еще.
- ну молодец! Чо теперь делать?
- тихо,- нервно прошипела сквозь зубы София. они замерли, в надежде, что ворона подумает, что угроза миновала. Сердца колотились в разнобой. Птица не унималась. Казалось, еще пара ударов и она проделает огромную дыру в двери, а потом и в их головах. Время остановилось, когда Софи с братом прижавшись к двери, молили вселенную, лишь бы эта психованная птица не добралась до их юных, тупеньких голов. Софи напряглась всем телом, мокрая нога будто вскипела, носок, потираясь о стельку, поскрипывал. Лишь полное молчание, что по мнению Джеймса невозможно в исполнении его сестры, спасло им жизни. Птица перестала биться о дверь, а вместо этого тихонько походила, поклонившись порогу, цокая когтями и тяжело взмахнув крыльями, полетела. Звук полета был недолгий, видимо, она пошла успокаивать своих перепуганных, голодных детей. Софи громко вдохнула и выдохнула, будто все это время не дышала.
- Что за запах?- шепотом сказала она, поморщившись,- от тебя?
- Я съел гигантскую мокрицу,- сказал брат, поправляясь.
- А она, видимо, наружу вылезла,- сказала Софи уже громче.
- Отстань. Дай попить,- в горле все горело от кислоты. Софи дала литровую бутылку, до горлышка наполненную чистой дождевой водой. Она еще не успела нагреться от тела Софии, несла в себе прохладу радиоактивных тучек. У Джеймса в очередной раз протелела мысль, что ни он, ни Софи, ни даже двойняшки не доживут и до тридцати, если не найдут альтернативу радиоактивной воде. Но вот беда, на вкус она такая же, как и нерадиоактивная. А дождевая так вообще прелесть, еще и озоном пахнет.
Их путь продолжился, и они полностью успокоились, когда отошли от злосчастной бургерной почти на сто футов. Впереди вдоль дороги виднелись телефонные будки, два темных иссохших дерева и несколько зданий с выцветшими вывесками.