Хоукрил медленно встал, тряся гудящей от удара головой, негромко ругаясь и дико озираясь по сторонам, — очевидно, зрение постепенно возвращалось к нему.
А виновник падения Хоукрила — конечно же, это был Краер — присел на корточки на расстоянии двух вытянутых рук от беспомощной Эмбры и уставился на длиннозуба. Глядя в золотые глаза монстра, квартирмейстер неуверенно спросил:
— Сараспер? Это ты?
Напряжение, повисшее в богато изукрашенном зале, внезапно ослабло. Трое волшебников облегченно вздохнули, обменялись торопливыми взглядами и расселись по местам.
Восседавший посреди комнаты за сверкающим столом сумрачно красивый барон Серебряное Древо спокойно налил себе вина и вопросительно вскинул бровь.
— Ну, что?
Ингрил Амбелтер деланно улыбнулся.
— Ваша милость, защитное волшебство достигло госпожи Эмбры и прикрепилось к ней.
Барон кивнул.
— Я, конечно, способен распознать все, что делает Бейрлдоун, но тонкости вашего мастерства, Повелитель Заклинаний, я понимаю плохо. Умоляю, раскройте мне все подробности вашего совместного заклятия.
— Господин барон, — с поклоном ответил Ингрил, — теперь на вашу дочь наложено защитное заклятие, которое сохранит ее в безопасности от любой магии, кроме проклятий, направленных именно против нее, а также остановит кровотечение из ран. Впрочем, волшебство не может ни предотвратить, ни ослабить настоящую рану, скажем, укол или порез, сделанный, например, оружием.
Фаерод Серебряное Древо поднял вторую бровь.
— Если ее ранят, она будет страдать?
— Господин, — тщательно выбирая слова, ответил Ингрил, — специфической особенностью волшебства такого рода является то, что защищенный, получив любую рану, испытывает постоянную боль.
— Отлично, — ровным тоном заметил барон, — Я не хочу, чтобы ей было слишком хорошо.
— И еще одна немаловажная особенность, — добавил Амбелтер. — Любой достаточно подготовленный маг, знающий о существовании такой защиты, может отныне и впредь магическим способом выследить госпожу Эмбру или, точнее говоря, щит, который ее ограждает.
Губы барона медленно сложились в злую улыбку, а темные глаза вдруг вспыхнули зеленым пламенем. Подняв стакан так, словно хотел произнести здравицу, Фаерод обвел взглядом троих своих магов и сказал чуть ли не игривым тоном:
— Хорошо сделано. Эти трое станут моими мечами там, куда я пока что не могу дотянуться сам. Мятежники, сами того не зная, станут служить мне. Поскорее учись волшебству, дочь моя, — чтобы стать тем кинжалом, который я буду всаживать в спины баронов, осмеливающихся противостоять мне.
Краер смотрел на длиннозуба, а длиннозуб смотрел на Краера. В Доме Безмолвия висела тяжелая тишина, которую внезапно нарушил невнятный болезненный звук: это застонала Эмбра, все еще пытающаяся выбраться из-под тяжелой мохнатой туши волка-паука. Хоукрил вновь потер все еще болевшие глаза и наконец-то ясно разглядел чудовище.
Длиннозуб напоминал паука, одетого в волчью шкуру, под которой угадывались чуть подергивающиеся волчьи мышцы. У животного была волчья голова с огромными челюстями; две передние паучьи лапы заканчивались клешнями, а суставы всех остальных лап украшали острые шипы.
Хоукрил во все глаза смотрел, как эти шипы первыми начали таять. Постепенно все тело пещерного хищника рассеялось, как туман, исчезающий под лучами солнца, — и перед воинами оказался голый, тощий пожилой человек с грустными глазами, стоявший на коленях на спине Эмбры.
Хоукрил заметил свой потерянный меч и поспешно схватил его. После этого он взглянул на Краера.
— Ты назвал его Сараспером. Кто такой этот Сараспер?
Старик сполз с Эмбры и теперь так же стоял на костистых коленях на полу. А девушка, собравшись с силами, повернула голову и проговорила, задыхаясь:
— Да, Краер, представьте нас друг другу. А когда вы это сделаете, я хотела бы получить свою одежду!
Квартирмейстер молча улыбнулся и шагнул к валявшемуся неподалеку мешку.
— Друзья, — сказал он, оглянувшись чрез плечо, — познакомьтесь с моим старым другом Сараспером Коделмером. Я потерял его из виду много лет тому назад и лишь недавно узнал от еще одного из моих старых друзей, что он находится здесь.
— Значит, Талвер все-таки меня предал? — устало проговорил Сараспер, потирая рукой со вздувшимися темными венами заросший жесткой щетиной подбородок. — Выходит, старый Громовый Меч оказался не лучше других. — Его голос был грубым и скрипучим от долгого молчания, но все же горечь в нем чувствовалась достаточно отчетливо.