«Бог не помощник, тем, кто сам отверг его!»
«Вот как», - задумчиво протянул Йохан.
По лицам обоих было видно, что мой ответ их удивил, и, показалось, даже обрадовал. «Всё без толку», - мысленно отмахнулся я от этой болтовни. Завтра они уйдут отсюда, и я забуду эту встречу, как и множество прежних, вновь оставшись наедине со своим недугом.
В ту ночь бушевала страшная метель. Как обычно, выпив предложенное Бурхардом снадобье, я закрыл глаза, на секунду подумав, что устав видеть мои мученья, старик подсунул мне яд, до того горчила на языке эта холодная жижа. Оборвать самому, жизнь, за которую я хватался из последних сил, мне бы не достало смелости. Я так любил её, что никогда не мог насытиться, и даже самое страшное отчаяние не принудило бы меня отказаться от неё.
Ветер за окнами не стихал. Тьма слепила мне веки, окунув в беспокойный сон, и всё же, очень скоро невыносимая боль выдернула меня из забытья. Я метался на постели как безумный и звал старика, но он точно оглох на оба уха.
Внезапно, дверь в комнату скрипнула, и воздух вокруг легко колыхнулся.
«Бурхард?» - таращась во тьму, спросил я.
Ответа не последовало, но я услышал тихие приближающиеся шаги.
«Ваши страдания так тяжелы», - произнёс тонкий голос, и я почувствовал мягкую ладонь у себя на лбу.
Это была Марика. Я ничего не видел, но близость её тела, покой и тепло, исходившие от него, вмиг утешили мою боль. Её постель была куда дальше комнаты оглохшего бездаря, впрочем, тогда я не хотел даже думать, почему именно она пришла на мой крик. Одно её прикосновение оказалось лучше сотни снадобий, и этого было достаточно, чтобы оставить все смутные мысли. Это настоящее колдовство, но именно оно, а не молитва призвано спасать грешников.
«Вам легче?» - спросила она, склонившись, и волосы защекотали лицо.
Вместо ответа, я крепко прижал к губам её чудесную руку, и сон, впервые за долгое время, глубокий и безмятежный, закрыл мне глаза.
Утром, Бурхард клялся, что не слышал меня и с удивлением заметил, что я скоро перестану в нём нуждаться. «Не знаю, как это возможно, но вы исцелились!» - приговаривал он, осматривая меня, и недоумённо потрясал седой головой. Я и сам чувствовал, как многое во мне изменилось всего за одну ночь, и дело было в этой девушке. Я всё рассказал Йохану и попросил остаться на время, если дорога не спешит, и он, не раздумывая, согласился.
Прошло несколько дней, недуг не возвращался. Уверенный, что смерть потеряла меня из виду, обратив свой взор на другого несчастливца, я принялся жить как прежде. Бледную рубаху сменили богатые одежды; пища и вино, о вкусе которых я почти позабыл, вновь ласкали нутро, и Марика каждую ночь согревала мою постель. Она была так хрупка и юна, почти дитя, и оттого ещё желанней. Лучшая награда моему телу, за все перенесённые страдания. Что же до Йохана, он всё время пропадал в окрестных лесах и даже в самую студёную пору возвращался в замок лишь под вечер. Ни во взгляде, ни в голосе его не было перемены. По-прежнему почтительный и немногословный, он сделался тем, кому я стал поверять всё, что меня тревожит. Я изгнал от себя и Бурхарда, и всех остальных, оставив лишь несколько служек и эту двоицу. Замок почти опустел, но в душе у меня было тесно от радости.
Сладостно забываясь в объятиях Марики, я отвык от боли, как вскоре она возвратилась с новой силой. Тогда, сидя у моей постели, Йохан и завёл свой странный разговор. Он сказал, что может мне помочь, но не избавить от смерти, а воскресить, когда она заберёт меня.
«Вы не отказали нам в ночлеге, были добрым хозяином, и… я безошибочно чувствую кого мне стоит врачевать».
«Разве может отжившая плоть что-то кроме как исчезнуть? Откуда в ней взяться силам?»
«Это единственное, что вас тревожит? – усмехнулся он. – Мне казалось, жизнь желанна для вас не меньше моей дочери или даже больше того».
«И каково же твоё колдовство?»
«Сильнее всякой молитвы! Исцелять смерть – умение противное небу и всему живому, а владеющие им, изгнанные отовсюду, вечные странники. Испросить здесь ночлега меня призвал ваш страх. Он до того велик, что вот-вот обретёт свой собственный облик. Я видел сотни умирающих, но лишь самым алчным из них нужна была вечность. И вы такой же!»
«Хочешь сказать, остальные были рады умереть?»