«Они ещё верили, чтобы спастись им не придётся погубить свою душу. Но я-то знаю, на что вы променяли крест, - Йохан пристально взглянул мне в глаза. – Решайтесь!»
Вновь замеченный смертью и от того, готовый уцепится за любую надежду, что ещё посылала мне жизнь, я был жалок сам себе.
«Будь по-твоему».
В ожидании ночи, когда всё должно было измениться, мой разум повредился не меньше тела. Я умело лгал себе, пытаясь свыкнуться с тем, что должен встретить смерть или принять её от чужой руки, чтобы скорее воскреснуть. Точно помешанный, я твердил себе, о «новой жизни», и она виделась мне во сто крат полнее прежней. Я думал, как вернусь излеченный в свой дом, и с тех пор ни один недуг будет надо мною не властен…
Наконец, мне было приказано идти. Взять одну лошадь с телегой, и больше ничего. «Босой и с двумя медяками в кармане», - вспомнил я, хотя последние мне вряд ли пригодятся. Йохан стегнул лошадь. Марика сидела рядом со мной. «Не бойся», - вдруг шепнула она, обвив руками мои плечи. Её голова легла мне на грудь. Должно быть сердце выдало меня, колотившись, как безумное, и я чувствовал странную силу, несмотря на то, что был крайне худ и бледен. Ночь стояла ясная и холодная, на небе ни луны, ни звёзд. Замок быстро исчезал из виду и, проводив взглядом его последний шпиль, я больше не обернулся. «Смерть не конец», - пронеслось в голове. Горячее тепло девичьего тела пробиралось под кожу, и, крепче прижав Марику, я замер, дожидаясь когда кончится наша дорога.
Скрип колёс и глухой топот копыт умолкли возле кладбища. Раскинувшись на окраине какого-то селенья, оно лежало, погружённое в вязкую тьму, а вдалеке тускло горели окна хижин. Мои ноги коснулись земли. Тревожа тишину могил, Йохан подвёл меня к свежей яме под безымянным крестом.
«Здесь твой новый дом».
«Что!? Как это…»
Договорить я не успел, вмиг почувствовав на шее холодное лезвие и обжигающий поток, хлынувший из-под него. Схватившись за горло, я рухнул на землю, и, барахтаясь в собственной крови, заметил Марику и нож в её руке. Наклонившись ко мне, Йохан принялся что-то говорить, но я не слышал, видя лишь как он хмурит лоб и шевелит губами.
Смерть, тощей старухой, которой я ждал её, так и не пришла. С последней болью, страх сменился пустотой; она заволокла мой разум, как густой туман, и отпустила, когда всё было уже кончено. Я очнулся в этой яме, рот и глаза забиты землёй; я не дышу, сердце больше не бьётся. Однако же я не мёртв, и что-то изнутри пытается поднять мою плоть. Оно крепко сжимает грудь, устремляясь вверх по остывшим жилам, ползёт ледяным потоком, ещё холоднее меня самого и, достигнув высохшей глотки, распаляется огнём. Руки мои принимаются рыть тяжкую землю; бурая, отсыревшая, она поддаётся с трудом, но тело не чувствует усталости. Ничего не видя в абсолютной тьме, я, по-звериному чутко, слышу каждый шорох, что раздаётся на поверхности.
Откинув последнюю горсть, я вижу небо. Отныне и навсегда оно будет чёрным, а холодная луна заменит мне солнце. Крест над могилой безымянен и пуст, я всматриваюсь в гладкие доски, силясь вспомнить имя, но его нет, как нет и человека, память о котором одолела разум. «Кто я такой?» - твержу я, идя босоногим по размокшей земле. Желая вернуться в свой прежний дом, я ищу дорогу, но позабыл и её. Мучимый странной жаждой, я иду без цели. Вдруг, навстречу мне плетётся запоздалый путник - молодой бродяга, с пустой котомкой на плечах. Я провожаю его взглядом, но ноги не слушаются, и, рванувшись в след уходящему, я бросаюсь на него, точно дикий зверь, жадно впиваясь в охрипшее от крика горло; во рту тут же затеплилась кровь. Сладкая и пьянящая, её вкус не был похож ни на что испробованное мной прежде. Погасив жажду, я бросил обмякшее тело в грязь. Тот, в кого меня превратили, нигде и никогда не будет принят; безымянный мертвец, чудовище, убийца. От человека во мне теперь лишь смутный облик, а вместо мягкой постели, сырая могила. Но я по-прежнему буду ходить по земле, и ночь ещё не раз истечёт кровью от моих рук, чтобы эта жизнь никогда не кончалось.
Автор приостановил выкладку новых эпизодов