Итак, послание № 1. «Искренне прошу передать наилучшие пожелания профессору Джейсону Скотту Ниррею за его кропотливый труд и внесенный вклад в развитие биологии водных беспозвоночных и рыб, а также за предоставленную нам коллекцию растений тропиков и за предоставление новых сведений о жизни акул. Передать в Брисбен, адрес на отдельном листе, как и все прочие адреса и телефоны.»
Послание № 2. «Огромная благодарность от меня и моих коллег изобретателю и конструктору Кристиану Гассену, который изобрел новую модель аппарата для подводных исследований. Истинно благодарен вам, господин Гассен. Послать в Копенгаген.»
Послание № 3. «Хочу объявить искреннюю благодарность и вручить денежную премию в размере двадцати тысяч австралийских долларов за помощь в работе Дрегону Найджелу Харду (переслал по почте три дня назад). Пусть мой молодой друг достигнет большего, чем достиг я в своей жизни. Передать в Сидней.»
Этот листок бумаги я аккуратно свернула с спрятала в карман пиджака.
Послание № 4. «Хочу выразить признательность и передать привет молодому коллеге и лучшему другу Арнольду Холлену. Пусть устраивает Рождество дома и ждет меня к себе в гости. Желаю больше не пасовать и вовремя сдерживать свой пыл.»
И наконец, послание № 5, последнее. «Хочу выразить свое глубочайшее презрение профессору-географу Адаму Р.-К. Крипсвеллу, проявившему крайнюю несостоятельность, некомпетентность и наплевательское отношение к моей работе. Пусть мое огромное, несокрушимое, глубокое и беспрецедентное «фи» звучит в его ушах до самой его смерти. Отправить в Сидней.»
М-да, красота... Ну что ж, попробую послать, если получится. Если уж доктор Эдвардс у себя на родине начал валять дурака, почему бы его не поддержать в его мероприятии?
Хорошо, займусь этим завтра. Но не сегодня.
Выходя из здания академии с твердым намерением не писать мемуары и не печатать книг по требованиям лондонских профессоров, а ограничиться статьей по чисто научной тематике (куда не входила тема о «спецэффектах», поскольку была признана несостоятельной и входила в разряд «чудес», смелых гипотез, в которых заплутал доктор Эдвардс), я опять напоролась в коридоре на выползшего невесть откуда долговязого мистера Эверсона. На этот раз он опрокинул себе под ноги что-то тяжелое.
- Извините, сэр...
- А, это опять вы! – с досадой произнес «зеленый». – Из-за вас, мадам, я уронил деталь компьютерного блока. Придется платить. – Он по очереди загнул пять пальцев на правой руке без кольца.
- Это так неловко, - замялась я.
- Ничего, я как-нибудь выкручусь, - успокоил меня Эверсон.
Хорошо, это мы замяли. Но у меня оставалось еще одно дельце – залезть в центральный архив Лондонской академии и попытаться найти там данные о Бернаре Шоуэне и об операции под кодовым названием «Штурм».
После многократных усилий я все-таки выбила для себя пропуск в хранилище засекреченных данных, и в один прекрасный день мне предоставили материалы для удовлетворения моего любопытства. Итак, Бернар Шоуэн, 1957-й год. Участвовал в операции «Штурм» против шпионов японской контрразведки совместно с ядерными испытаниями. На некий остров Z были доставлены 2 водородных бомбы и две ракеты типа «А» с целью уничтожить противника. Ввиду отсутствия на данной территории японцев смерть троих участников спецоперации считать не связанной с ее несостоявшимся выполнением.
Все. Теперь все понятно. Участников было трое, а убил всех один человек – Кенновер. Видимо, я замечательный следователь.
Немного погодя я послала все сообщения мистера Эдвардса по адресам. Управившись со всеми делами, я к вечеру вернулась в свой номер. В почтовом ящике я заметила два письма – одно от Арни Холлена, другое – от Дайэн. Еще не войдя в номер, я бегло прочла их. Дайэн писала, что на днях (если не считать времени доставки письма) обвенчалась с Крисом, и оба отправились в кругосветное свадебное путешествие. По сути, она писала письмо уже в дороге и отправила в Лондон, судя по печати, уже за границей.
Что касается Холлена, то его теперешнее положение дел оставляло желать лучшего: вернувшись домой во Фримантл, разбитый и подавленный, он уже собирался вновь увидеть унылую картину своего одиночество, но вместо этого ему пришлось немало удивиться: в своем собственном доме на ферме он застал совершенно чужих людей, а свой новый дом нашел в Таунсвилле, куда его отправили новые хозяева фермы. Оказывается, за месяц его отсутствия к нему вернулась его бывшая жена Мэгги, которая незадолго до этого развелась с итальянцем, вернулась на ферму родителей первого мужа, и, продав дом и забрав детей и стариков, уехала вместе с ними в Таунсвилл, полагая, что Арни Холлен умер. Каково же было ее удивление, когда он явился к ней во все красе и потребовал объяснений! В итоге бывшая благоверная устроила Холлену такой скандал, какого он не ожидал даже от нее. И теперь бедняга, не в силах ничего больше предпринять, сидит в Таунсвилле «под каблуком» у своей злой жены и сварливой тещи и все мечтает о разводе, которого Мэгги, судя по всему, не даст. Впрочем, в этом деле Арни оказался тоже не промах и в последние дни познакомился с племянницей одного банкира, хорошенькой Евой Бэрнсдейл, с которой втайне надеется связать свою дальнейшую жизнь. Но пока это ему не удается.