Ну, как отец мой говорил: умер и хорошо. Еще он любил говорить: вот все умрем и сразу заживем по-человечески.
А чего я про мужичка вспомнил? Ну, может от того, что на столике у мисс Гловер, убийцы, как-то незаметно появился тортик со сливочным кремом, весь был этой вкуснятиной покрыт, и я в волнении облизывался. Мисс Гловер отрезала мне кусочек и, наклоняясь, чтобы положить его на тарелку, сказала, сладко-сладко:
— А если вы, крысы, разведете мне здесь грязь, что безусловно будет не по-добрососедски, я вас обоих убью.
Ого, вот это она не шутила, но тортик все равно вкусный был. Руки у мисс Гловер чуточку дрожали, но она с ними отлично управлялась, легко, показывая, что ей не нужна никакая помощь, убрала со стола.
— Что ж, прости меня, пожалуйста, Борис, я чуточку устала, и мне хотелось бы прилечь.
— А, ну я понял. А можно еще кусочек тортика с собой?
— Разумеется, нет.
— Я тоже понял.
Вдруг, когда мы уже стояли в прихожей, она достала из маленького ящичка пятьдесят долларов.
— Это чего?
— Сходи в аптеку и купи себе лекарств.
— Каких лекарств? Я не болею.
Болеешь, это же когда простуда, когда из носа течет да горло дерет, со мной ничего такого не было. Мисс Гловер мягко, но сильно, обхватила меня за плечи, развернула к зеркалу.
Ну тощий я был, ну бледный, и уголки у глаз гноились. Это она мои язвочки не видела еще, а то бы на порог не пустила.
Мисс Гловер сказала:
— Следи за собой. У тебя, кроме себя, ничего и нет.
— Вот это какая неправда, у меня есть душа.
Она только засмеялась, а потом открыла передо мной дверь. Не вытолкнула, но казалось, что вытолкнула — странно. Фелисити любопытными, синими, как у хозяйки, глазами смотрела на меня, высоко вздернув хвост.
— До свидания, мисс Гловер. Спасибо, что вы со мной поговорили. Я вам этого не забуду.
— Я не сомневаюсь, Борис, буду рада увидеть тебя как-нибудь.
Слово "как-нибудь" она произнесла как "иногда" да и закрыла дверь. Я постоял еще пару секунд перед закрытой дверью, попредставлял ее, сидящую в одиночестве со стаканом бурбона. То есть, не так уж чтоб совсем одну.
Из-за нашей двери пасло псиной, я подумал об этом Уолтере. Значит, сам к отцу приехал, надо же. Хотелось мне вернуться и познакомиться, но из-за двери несло очень злым папашкой, так что соваться я не стал. Я знал, как острится его запах, когда с ним лучше не связываться, и вот.
Больше в нашем доме звериного духа не было, ну разве что домашние животные, я все исследовал.
Интересно, подумал я, а если мисс Гловер узнает, что папашка-то богатый, и я зазря взял ее полтинник, убьет меня или нет?
Может нет, а то кто к ней ходить будет?
Я вышел на улицу и прям сразу весь напрягся от шума, а машины, мне казалось, ездили так быстро, до головокружения просто. Вжух — и нету ее, как не было. Чернокожий парень с плакатом, на котором маркером было написано "на сегодняшний ужин", докурил забычкованную, судя по запаху, сигарету. Какая-то дама с пуделем, похожая на персонажа мультика, спешила к остановке. Проехал на самокате мальчик, пахнущий сахарной ватой.
Мне все было любопытно, но больше всего — местная темень, непролазная, просто кошмарная. Такого я еще не видел, а мне-то казалось — Норильск заражен. На всем оно наросло, как слой плесени, я вчера и не заметил толком, такой ошалелый был, да так это все слилось с городом. Ну, что-то вроде полупрозрачных пленок, удушающие такие штуки. В Москве всего в достатке было, а тут и вовсе.
То есть, ну, приучиваешься не замечать, приучиваешься не видеть, а страшновато все равно. Это как если бы можно было посмотреть на радиацию.
Из каждой пленочки шло то, чего в мире не должно быть. Ну или то, что хороший мир делало нашим.
Я не знал, как их снимают, прикасаться к ним тоже не хотел — так это было отвратительно. А я, ну на секундочку, однажды с голодухи корочки свои гнойные с язвочек ел.
Вот какая была в этом мерзость невероятная, я не то чтобы испугался — я бояться не так уж хорошо умел, и все-таки стало мне в момент не по себе и неуютно. Стал я думать, значит, куда потратить мой полтинник. Хотелось особенного чего-нибудь, но я не знал, продадут ли мне бухло. Можно было, например, зайти в книжный или попробовать унюхать, кто тут толкает травку. А где-то на углу так маняще пахло заварным кремом.
Люди все не кончались, их было так много, и все они куда-то спешили, от них разные запахи исходили, они по-разному были одеты. Небо наверху подзатянулось тучками, но все равно было светло. И я не мог представить себе, что сейчас зима.
По мозгам мне бил даже грохот далекой автострады, я от всего охренел, но в то же время у меня был восторг от яркости вывесок в дрожащем, вибрирующем, как у да Винчи на картинах, воздухе.