- Мля! - возмутился Сергей Михайлович. - Звали меня, бляха-Натаха, недавно переучиться на ИЛ-18. Отказался, идиот. А там летишь на эшелоне - семь-восемь тысяч и горя тебе мало, и счастья полные штаны. Изредка бросит метров на пять вверх-вниз, да и весь тебе ужас смешной. А тут, мля, любой дурень может парашютистом прикинуться. Он же литр, наверняка, сам засосал со страха. Всё. Сядем здесь.
Гена скинул обороты до предела и «аннушка» мягко опустилась на лыжи, утонув в снегу почти до хвостового фюзеляжа. Метров сто самолёт несло ветром по инерции. Когда он остановился, все, кто мог - четыре мужика, считая Лёху, и пилоты, выпрыгнули на снег и побежали назад.
- На, тулуп мой. Замерзнешь,- один из пассажиров накинул шубу на командира. Другой отдал свою второму пилоту. У нас вон свитера толщиной как пальто. Давайте быстрее.
- А кто он, этот долболом, который парашютист без парашюта? - крикнул Геннадий.
- Не надо так о мёртвых, начальник, - сказал мужик в свитере, толстом как пальто.
- С чего б он помер? - засмеялся командир. - Со страха вряд ли. Ему пузырь первача страх погасил наглухо. Летели мы на скорости восемьдесят кэмэ. Высота три метра. Снижался он с такой скорости медленно. На землю свалился в глубокий снег. Не, так не разобьёшься.
- Это он мешки с пшеницей вёз на базар. Десять мешков, - доложил второй в свитере потолще.
- Да вон он! - Лёха увидел человека в белом от снега полушубке. Он стоял почти по грудь в сугробе и размахивал руками. Молча. Но спасателей своих он точно видел. Шли к нему долго, почти до груди поднимая ноги, и проваливаясь в мягкий, лёгкий снег.
- Живой? - крикнул командир. - Не сломал себе ничего?
- Целый я. Не ушибся даже. Снег- гляди какой! - мужик пошел навстречу.
- А ты с какой дури-то выбросился? - спросил его Лёха. - Побили тебя, поэтому, что ли?
- Не помню, - ответил мужик, держась за колено. Задел, похоже, землю слегка. - Никто меня не бил. Сам побью кого хошь. Вон кулаки какие. А выпил - да! Литровый пузырь. Я по пьяному делу в Кайдуруне один раз с крыши конторы принародно соскочил. В знак протеста. Директор меня из агрономов перевёл в весовщики на току. Пью я. Поэтому. Агроном пьющий - это, считай, трындец урожаю. Да…
- Так завязал бы, - командир похлопал его по плечу. - В следующий раз нажрешься и на высоте в километр дверь откроешь, да сразу и высосет тебя наружу. А это точно - полёт прямо в гроб. Оно надо тебе?
- Ты это… - Геннадий взял мужика за грудки. - Не вздумай про свой тупой геройский полёт сегодняшний никому в аэропорту и в городе рассказывать. А то командира посадят. А я тебя тогда в Кайдуруне найду и пристрелю вот из этого ТТ табельного. Мне без Михалыча летать нельзя. Не могу никого переносить. Михалыч - человек. И летун - бог! Усёк, весовщик?
- Да усёк. Все одно обратно выбьюсь в агрономы. Пить брошу, так директор сразу попросит обратно.
- А чего не бросаешь? - Лёха взял мужика под руку. Так легче шлось обоим. - А вот не созрел покедова. Есть волнение внутри, - он остановился и ударил себя в грудь. - Жена шалава. А бросить не могу. Люблю её, суку, говорят про меня посторонние. Но я брошу бухать. В городе больница есть. Пять капельниц ставят тебе и всё. Стакан в руку не ложится. И от одного запаха водяры инфаркт можно словить. Летом поеду в больничку эту.
Пришли к самолёту. Расселись. Тётки молчали и грызли семечки, сплёвывая лузгу на пол.
- Подметёте потом, - Геннадий показал на веник в конце самолёта.
- Так и полы помоем тут,- сказала одна. - Вон как шибко заблевал вокруг всё парашютист шалый.
Доехали на лыжах до стоянки и второй пилот скинул вниз лесенку-трап.
От аэропорта к «аннушке» бежали человек десять.
- Ух, ты! - хлопнул в ладоши Геннадий. - Сейчас вони будет как из бака с керосином. Все начальники и диспетчеры. Что, Михалыч, воевать будем, или как?
- Да в задницу бы они все скопом провалились, - сказал командир и длинно выматерился. - Чего мне перед ними сопли распускать? Пассажиры все целые. Машина целая. Мы умом не тронулись. А что Вовка-диспетчер дурак, так это уж так у него получилось. Не повезло с родителями и учителями. Ум у него работает как движок на самолёте с двумя дохлыми поршнями. Перебои даёт постоянно и не вовремя.
Начальники прибежали радостные, обнимать стали летунов и всех пассажиров. Поздравляли с удачным полётом в сложных метеоусловиях.
- Я тебя к медали представлю, - похвалил Михалыча начальник порта. - За отвагу или за доблестный труд. Ну, какую дадут. Молодец! Пошли в наш ресторан, выпьем за удачу. Не так часто она к нам прилетает. Всех приглашаю за наш счёт.