Я раскрываю ладонь и смотрю на яйцо, которое тяжелее любого яйца дракона, которое я когда-либо держала. На мгновение оно переливается металлическим розовым цветом, а затем снова становится приглушенного фиолетово-серого оттенка, цвета сумерек.
— Что ты делаешь?
Я ахаю и резко оборачиваюсь, пряча яйцо в один из рукавов своей мантии и опуская его в мешочек, вшитый в мою броню.
— Сестра Мэрит? — резко спрашивает Предвестница, заметив в моей мантии и вуали что-то, что выдает ту, кем я пытаюсь казаться.
Я не могу ответить, даже если бы захотела. Я настолько потрясена видом ужасного лица Предвестницы, которое возвращает меня к моему первому дню здесь, когда я оплакивала смерть отца и матери, что теряю дар речи.
Ее больные катарактой глаза скользят по мне, выражение лица становится суровым. Она такая же бледная, такая же старая, и я задаюсь вопросом, не вечная ли она.
— Ты не сестра Мэрит, — говорит она жестко, медленно потянувшись в складки своей мантии.
У меня нет времени обдумывать варианты.
Я запускаю руку в свою мантию и вытаскиваю свой вулканический меч, как раз в тот момент, когда она достает что-то темное и маленькое, помещающееся в ее ладони. Миниатюрный арбалет с кнопочным спусковым механизмом и острым, как бритва, блестящим наконечником стрелы.
Он направлен прямо на меня.
— Кто ты? — спрашивает Предвестница. — Сними вуаль, пока я не выстрелила.
— Я просто отражу ее своим мечом, — говорю я, стиснув зубы. — А через секунду перережу тебе горло.
— А если не сможешь? — парирует она, поднимая подбородок и делая шаг ко мне. — Если эта стрела пронзит твою кожу, у тебя будет пять секунд, прежде чем ты умрешь в мучениях. Она пропитана кровью песчаного змея. Возможно, ты знакома с ними.
Я знакома. Многие животные моих родителей были укушены ими. Ужасная, мучительная смерть, но это часть жизни на равнинах за пределами Лерика.
Я не хочу проверять блеф этой женщины — не думаю, что она блефует.
Но я должна убить ее, если хочу выбраться отсюда с яйцом.
Я отказываюсь умирать.
— Я знакома со всем, — говорю я.
Уголок ее морщинистого рта поднимается, это действует на меня, как укус змеи.
— И ты мне знакома. Скажи мне, кто ты? Есть так много недовольной молодежи, чьи спины я еще не имела удовольствия сломать.
Сколько их было? Думаю я. Сколько еще таких, как я, избежали твоих мучений?
Но этот вопрос — на другой день.
Я ничего не говорю. Не сводя с нее глаз, прикрываясь мечом, как щитом, я откидываю вуаль, чтобы она могла увидеть мое лицо.
Она не выглядит удивленной.
— Дочь Боли, — каркает она. — Я ждала этого момента.
— Уверена, что ждала, — говорю я, взмахивая мечом. — Я польщена, что все это время ты думала обо мне.
— И я рада, что оставалась в твоих мыслях. Сколько времени прошло, Дочь Боли, с тех пор, как я занимала в них центральное место? С тех пор, как я стала козлом отпущения для всего твоего гнева? Сколько лет ты пыталась начать новую жизнь в Темном городе, развращенная твоей тетей?
Я с трудом сглатываю. Она просто говорит наугад.
— Ах, — говорит она, кивая с пониманием. — Ты действительно думаешь, что все это время мы не следили за тобой? Ты думала, что сможешь сбежать в Землю изгнанников, и мы забудем о тебе? Мы никогда не забываем своих, моя дорогая. Ты это знаешь. Мы не позволяем нашим Дочерям так легко поддаваться влиянию, особенно со стороны свободных жителей. Конечно, понадобилось время, чтобы собрать против тебя доказательства. Чтобы мы поняли, что ты стала кровавой воровкой. Кража драконьих яиц — самое наказуемое и кощунственное преступление, которое когда-либо совершалось, особенно для тебя. Ты, как никто другой, должна была избегать этого. Распространяла магию по синдикатам. Только когда наши шпионы в Темном городе смогли выйти на твой след, мы наконец смогли передать твое дело Черной Гвардии и разобраться с тобой.
Она замолкает, и я чувствую, что тону в ее словах.
— Это не Шеф Рунон и не Далгарды убили твою тетю. — Она улыбается. — Это была я.
Мои колени подкашиваются, по телу прокатывается шок.
Я подозревала, что за нами охотилась Черная Гвардия, но никогда не думала, что за этим стоит Предвестница.
Теперь, конечно, все очевидно.
Я позволила себе поверить, что ничего для них не значу, что, как только окажусь на Земле изгнанников, они забудут обо мне. Всегда найдется другая Дочь, которая займет мое место.